Продается случайная смерть
Шрифт:
– Слушай, Лен, – сказала я задумчиво, – а ведь в этой шляпе можно скакать на лошади под проливным дождем или гнать на мотоцикле…
– Или играть на гитаре, – подхватила Ленка.
– Закажу себе такую шляпу! – решила я.
– Тань, но зачем? Ты же не ковбой и не байкер.
– Зато стильно и удобно. Все, решено! Идем к Ирине.
Честно говоря, я и сама не знала, что это на меня нашло. Но вот почему-то захотелось иметь мужскую шляпу – и все тут! Ленка начала подтрунивать надо мной и строить всякие предположения, кому же
– Давай, Иванова, колись, кто у тебя на этот раз. Я его знаю?
– Я его и сама еще не знаю.
– Да ладно! Гонишь ты все!
– Истомина, что за выражения? Твои ученики на тебя плохо влияют.
– Ой, Тань, приходится иногда говорить с ними на их языке – иначе вообще никак. Они за лето просто совсем от рук отбились и обнаглели. Представляешь, вчера Свистушкин уселся за первую парту, прямо перед моим столом, и начал кривляться. Напустил на себя томный вид: «Ах, Елена Михайловна, солнце светит прямо в глаза. Можно я пересяду»? Я говорю: «Хорошо, пересядь». Он отсел на несколько рядов назад и снова: «Ах, теперь мне вас плохо видно». Я ему: «А я вам не картина в музее, чтобы меня рассматривать! Меня надо слушать».
– «Я не картина в музее» – хорошо сказано, конечно. Но от подобных реплик, мне кажется, он только еще больше начнет выпендриваться. Возраст у них сейчас такой – от избытка гормонов они на стенку лезут. Да, Лен, сочувствую тебе. Работа у тебя напряженная, нервная. И не могу сказать, что достойно оплачиваемая.
Ленка только вздохнула. Мы с ней уже много раз обсуждали эту тему, и я давно поняла, что моя подруга ни на что не променяет свою работу и своих учеников, как бы они себя ни вели.
Мы вышли на улицу. Солнце светило ярко, но не яростно, как летом, а тепло и ласково. Ветер неторопливо гнал по тротуару первые шелестящие желтые листья. Настоящее бабье лето. Вот если бы всегда стояла такая погода, насколько приятнее было бы жить на свете!
Я проводила Ленку до автобусной остановки, и она уехала в свой Трубный район. А я отправилась к себе домой.
Прошла уже целая неделя, а я продолжала бездельничать. Несколько раз мы с моей парикмахершей Светкой позагорали на пляже – благо погода пока еще позволяла. Один раз я побывала у нее в салоне, где она поколдовала над моими волосами и сотворила очередной шедевр. Потом я устроила шопинг и прикупила себе несколько стильных и дорогих вещей.
Но постепенно безделье стало мне надоедать. Я уже почувствовала первые признаки раздражения, которые появлялись, когда я оставалась без работы. Клиент все не шел. Впрочем, по опыту я знала, что он рано или поздно появится.
И, похоже, Вселенная меня услышала, потому что в одно прекрасное утро раздался телефонный звонок
– Алло, Татьяна? – громко и взволнованно произнес женский голос, который показался мне знакомым.
– Да, слушаю вас!
– Татьяна, умоляю, помогите! Если вы мне не поможете, то не поможет никто! – почти выкрикнула женщина.
– Успокойтесь, пожалуйста, – попросила я, невольно отодвинув телефон подальше от уха, потому что последняя фраза меня просто оглушила.
– Ах, как я могу успокоиться, когда случилось такое! – снова выкрикнула моя собеседница. – А вы что же, не узнали меня?
– А разве мы с вами знакомы? – удивилась я.
Память подсказывала, что с обладательницей этого знакомого голоса я пересекалась не так давно, однако где именно и при каких обстоятельствах – вспомнить никак не удавалось.
– Татьяна, – с некоторой обидой в голосе произнесла женщина, – мы же с вами возвращались из Астрахани в одном купе.
Теперь я вспомнила: конечно же, это Аделаида Леонидовна Хмельницкая, которая ехала вместе с супругом Бориславом Константиновичем и внуком Петей! В самом деле, как я могла позабыть такое колоритное семейство!
– Аделаида Леонидовна!
– Да, это я! – обрадовалась Хмельницкая.
– Что у вас случилось?
– Ах, Таня, случилось ужасное несчастье!
Я услышала в трубке сдавленное рыдание.
– Аделаида Леонидовна, вы можете ко мне сейчас подъехать?
– Ах! Конечно же могу!
– Тогда приезжайте. По телефону такие дела не решаются.
– Так скажите же, куда приехать, – всполошилась Аделаида Леонидовна. – Я ведь не знаю, где вы живете! В вашей визитке указан только телефон.
Я продиктовала адрес.
Вскоре Хмельницкая была у меня. На этот раз она надела черное платье, а роскошные рыжие локоны убрала в скромный пучок и затянула черной сеточкой.
– Таня, вы себе не представляете! Это просто трагедия! – начала Хмельницкая с места в карьер, только-только переступив порог.
– Проходите, пожалуйста, в гостиную, – пригласила ее я, – там и поговорим.
– Вот я и говорю, – начала Аделаида Леонидовна, садясь в кресло, – милиция называется!
– Полиция, – поправила я ее.
– Поменяли название, а толку как не было, так и нет, – в сердцах произнесла она. – Все только отговорки. А один из них, из полицейских этих, сказал, что это дело… Как же он сказал? Птица еще так называется.
– Глухарь, может быть? – подсказала я.
– Да, так он и сказал.
– Так говорят, когда преступление практически невозможно раскрыть, – пояснила я.
– Но, Таня, что же это получается? Просто так, ни за что ни про что убили человека, и это преступление так и останется нераскрытым? А преступник так и будет гулять на свободе? И это правильно? Справедливо?
– Так, Аделаида Леонидовна, давайте все по порядку. Расскажите, кто убит, когда и где, – попросила я.
– Разве я вам еще не сказала? Убили моего племянника, Максика. Я вам о нем еще в поезде рассказывала, помните?