Проданная Истинная. Месть по-драконьи
Шрифт:
Это было даже хуже, чем давящая тишина.
Меня заперли. В месте, где нет ни замков, ни решеток, ни даже дверей, устроив внутри ромашковое поле и игрушечной красоты домик. Страх был так силен, что я промчалась обратно во флигель, открыла окно и едва не вывалилась в пресловутое ромашковое поле.
Ах, да… Не вывалилась я, потому что всем телом уперлась в искрящуюся золотыми письменами стену. Возможно, что и ромашки не настоящие. И кресло, и кровать.
И Анвар, живой, теплый, с воодушевлением меняющий мир вокруг, тоже был обманом.
Ударив напоследок невидимую стенку, я сползла с оконного проема и в изнеможении упала на софу. Накатили привычные слабость, жар, легкая дрожь в теле, под веками поплыли разноцветные круги. Очнулась только когда за окном завечерело.
На столике рядом с софой стоял поднос с чем-то невероятно вкусным даже на запах. Мясо, овощи, отдельный вазон с мармеладом, масленка и небольшой чайничек. Неподалеку суетилась прислужница, застилая кровать.
— Добрый вечер, — обозначила я свое присутствие, и прислужница испуганно подпрыгнула.
Ко мне развернулась… буквально машина для убийств, обряженная в кокетливый передник и белый чепец. Плечи во, кулачищи во, грудь тоже ничего, широкая. Вылитый красноармеец, хоть сейчас на плакат, если бы не восковая бледность.
— Как вы меня напугали, вейра, — призналась горничная грудным басом, прижав ручищи к плоской груди.
— Простите, — извинилась машинально и тут же подскочила на кровати.
Я не одна! Со мной будет хоть одна живая душа! А то, говорят, люди с ума сходят от одиночества. Я бы, конечно, не сошла, поскольку одиночество — лучшее изобретение человечества, но вот ограничения в пространстве меня откровенно пугали.
— Как выйти в сад? — я махнула рукой на окно, за которым стелились кружевом ромашки.
— Это невозможно, вейра, здесь установлен пространственный ограничитель, — искренне опечалилась горничная. — Там и поля нет.
Она поймала мой недоуменный взгляд и тут же пояснила:
— Там обрыв, поэтому мы видим только иллюзию. Этот флигель стоит на самом краю, поэтому ограничитель устанавливал еще дедушка нашего герцога, а вейр Анвар усовершенствовал. Раньше-то ограничитель был непрозрачным, тут стоял вечный туман, а наш герцог сумел его превратить в ромашковое поле. Он необыкновенно талантлив.
Последнее она произнесла с придыханием, в восторге закатив глаза.
Фыркнув и задвинув гордость подальше, я придвинула тарелку и принялась за поздний обед. Ничьи таланты мне аппетит испортить не способны, я последний раз ела ранним утром и совсем немного. Горничная продолжала щебетать басом про как здесь красиво, тихо, природные красоты, а что до ограничителя, так зачем вам обрыв? Сигать вниз с такой высоты — грех великий, можно и чешую содрать и когти обломать, а вы, вейра, чего доброго голову сломите.
Следующий час я потратила на выяснение условий существования.
Мне было можно гулять по тюремному садику хоть до утра, брать любые ракушки с лекциями и книги. Были разрешены хобби вроде вязания крючком или вышивки и рисования, выбор одежды по каталогу, кулинарные изыски и даже драгоценности. Я даже могла запросить учителя по некоторым дисциплинам, но только в формате общения по артефакту, без личного контакта.
Запрещено было все остальное.
Попытки выйти за периметр ограничителя, попытки взломать ограничитель, попытки заговорить с другими прислужницами или обитателями дома, попытки обозначить свое присутствие, всячески подпрыгивая и танцуя перед прозрачной завесой.
Как я поняла, проход к флигелю в главном доме был запрещен, но при желании любой мог случайно или нарочно забрести ко мне в застенки. Незнакомого лица мне надлежало бояться больше атомной войны и при его появлении прятаться в кустах и других садовых насаждениях, потому что виноватой в раскрытии инкогнито виновата все равно буду я. Лицо-то может оказаться высокопоставленным, как его накажешь?
Несмотря на неутешительные данные, настрой у меня был боевой. Я просто знала, что выберусь. Неволя не для меня.
— Хорошо, — согласилась я кротко. — Несите книги и светильники. И плед. А лучше два пледа, я мерзлявая.
— Я уже все принесла, вейра.
Громоподобная горничная затрепетала от радости, как юный эльф, и умчалась в какой-то закуток, из которого постепенно появились пледы, светильники, чайный сервиз из тончайшего фарфора и книги в три ряда.
— Что это?
Я подцепила пальцем одну из книг, пролистала, но не поняла ни слова. Комплекс английской недоучки мгновенно оживился, и я невольно нахмурилась. Училась я хорошо, но вот языки мне не давались ни в какую.
— Это список обязательной литературы, — розовея, пролепетала горничная. — Вы не думайте, герцог лично подбирал, тут есть книги даже из закрытого семейного раздела Фалаш. Мне их даже трогать не велено, я через артефакт несла, чтобы не дай великий дракон, обложки не коснуться.
Их, оказывается, трогать нельзя, а я с книгой, как… с просто книгой. Вежливо закрыла ее и положила на стол, подавив желание погладить обложку в знак извинения.
Горничная провела меня по периметру тюремной…. Точнее, жилой зоны, ненавязчиво объясняя нехитрые правила жизни внутри герцогского Гнезда. Если коротко, то все нельзя, а можно только дышать и жить, как мертвая, что звучало немного противоречиво. Ведь мертвые не дышат.
Когда окончательно стемнело, горничная — кстати, ее звали Иве — ушла, а я забралась в постель, по уши закопавшись в одеяла, подушки и пледы, и с удовольствием придвинула к себе книги.
Первая действительно была написана на стародраконьем, а следом за ней шел толстенный словарь с прикрепленной к нему современной ракушкой. Скорее всего, там были лекции по освоению языка.
Третья книга предсказуемо была о потоках и магии, и разных способах ее пробуждения. Я читала примерно штук пятьдесят подобных, но магии мне это не прибавило, так что я ее отложила. Четвертая относилась к истории дома Фалаш и его запутанных отношениях с хитрыми императорами Вальтарты, которые хотели держать герцогский клан, как можно ближе, но не давать их крови законной власти. Эта книга невольно увлекла меня, и до остальных уже руки не дошли.