Проданный смех
Шрифт:
– Не задави смотри! – повелительно сказал старлей, завидев черную тень, несущуюся во весь опор. Он по рации предупредил посты, что по направлению к ним движется конь, которого необходимо перехватить.
Но, похоже, у коня были свои планы. Подпустив «десятку» как можно ближе, он вдруг резко изменил направление, скакнул в придорожную траву и понесся по степи, растаяв в темноте. Гаишники остались ни с чем. Преследовать стремительно несущееся животное, чьи копыта предназначены как раз для бега по земле, на машине отечественного производства решился бы только
– Ты уверен, что это был человек? – только и спросил старший лейтенант. Младший неопределенно пожал плечами. Он сейчас и сам бы не смог сказать, что точно видел труп. Так, чья-то рука, кажется, свисала с седла.
– Было тело, – наконец выдал он. – А живое или неживое, органическое или пластмассовое, я не знаю.
По близлежащим пунктам ГАИ были разосланы ориентировки на коня с неизвестным телом на седле. Вскоре самими патрульными была найдена пустая бархатная шкатулка, валявшаяся на обочине дороги. Что в ней находилось, никто не мог сказать. Ее отправили на экспертизу.
– Этот конь становится знаменитым, – пробормотал дежурный, приняв сообщение от патрульных с третьего участка пензенского шоссе. Затем снял трубку, дождался соединения и сказал: – Нашелся. Пятьдесят второе, третий квадрат. Двадцать минут назад видели. Поехал? Ну давай!..
…Где-то между четвергом и пятницей.
Проснулась я как от тычка. Открыв глаза, неожиданно поняла, что так оно и есть, потому что за первым тычком последовала серия ощутимых ударов в плечо и в бок. Кто-то несильно, но настойчиво дубасил меня, мешая спать.
– Просыпайся, – отчего-то со слезами в голосе простонала девушка, в которой я признала Каширину. – Ну что ты спишь? Давай же, просыпайся!
Я с трудом открыла глаза и вдруг поняла, что в комнате темно. Что же, я проспала весь день и на дворе уже ночь?
– Сколько времени? – попыталась спросить я, но лишь просипела что-то невнятное. В моем рту была невероятная сухость, а горло словно натерли наждаком.
– Господи, слава богу! – Каширина облегченно вздохнула и, бесцеремонно подвинув меня, села на кровать, которая тут же прогнулась под ее весом. – Я уж думала, ты это… Того. Все, в общем. Гикнулась, как Безенчук.
Я обвела глазами потолок и осознала, что лежу в комнате для гостей, в которой меня поселил хозяин дачи. А все-таки который час?
По моей просьбе Ольга Каширина дала мне попить, налив воды из бутылки минералки, которая стояла в небольшом холодильнике во встроенном баре. Какая забота о гостях, подумала я, принимая стакан. Но дрожь в руках не позволила мне сделать глоток, так что я все пролила. Подруга Заречной сбегала за полотенцем в душевую, вытерла меня, как младенца, и потрогала лоб.
– Ты, кстати, вся горишь, – сообщила она. – У тебя температура. Сейчас градусник найду…
Я остановила ее гримасой.
– Почему? – начала я, желая спросить, почему меня никто не будил, позволив дрыхнуть весь день. Но голос дал петуха, и я оставила попытки объясняться вербально.
Однако Каширина как-то догадалась, что я хочу спросить.
– Лешка заходил к тебе, сказал, что ты работаешь, кому-то звонишь, чтобы мы тебе не мешали. Но ведь вечер уже, сколько же можно! Я стучала-стучала, ты не отвечаешь. Заглянула, думаю, мамочки – вот так работа! Стала тебя будить. Не поверишь, полчаса потратила. Спишь как слон, не добудишься.
Обычно у меня крайне чуткий сон, и эти слова я восприняла как сигнал тревоги.
– А ты, оказывается, больна, – резюмировала Ольга.
Кажется, я сказала «да». В этот момент мобильник подал сигнал о SMS-сообщении. Сообщение было от Родиона – он вторично оповещал меня, что почтовый штемпель московский и что отправлено было две открытки, совершенно одинаковые, это зарегистрировано в почтовой базе данных. Я умудрилась прохрипеть:
– Позвони ему.
– Кому? – переспросила девушка, не разобрав слов, однако все уже закружилось вокруг меня, я провалилась в блаженное забытье, хотя сны были настолько живыми, что меня не оставляло ощущение, будто все это происходит в реальности.
Всю ночь Каширина сидела со мной, посапывая в кресле и изредка подходя ко мне, трогая лоб. Где-то на рассвете ко мне снова вернулось сознание. Голова почти не кружилась, поэтому стоило воспользоваться этим моментом. Я не стала будить Каширину, которая, прикрывшись пледом, лежала в кресле.
Дошла на подгибающихся ногах к бару, достала красное вино и отправилась в душевую. Там я открутила краны на полную мощность, чтобы шум заглушил звуки, выпила стакан вина и через пару минут вызвала у себя рвоту. По всем имеющимся признакам, у меня было пищевое отравление. Поэтому стоило очистить желудок и продезинфицировать крепким вином.
После этой неприятной процедуры легче не стало, но зато я сделала все, что могла. Осталось ждать. Я выпила активированный уголь и легла спать, отрубившись сразу, едва голова коснулась подушки. Каширина так и не проснулась – видно, тоже очень устала.
…Пятница.
Где-то перед рассветом я очнулась. Во рту была страшная сухость, но, когда я потянулась за бутылкой воды, стоявшей у изголовья кровати, оказалось, что она пуста. И когда я только успела все выхлестать? Черт, придется спускаться вниз.
Натянув на себя одежду, я сделала несколько осторожных шагов, чтобы убедиться, смогу ли твердо стоять на ногах. Чтобы спуститься, мне нужно было преодолеть два лестничных пролета, которые, слава богу, были с перилами. Переваливаясь и кряхтя, как покалеченная, я не спеша добрела до роскошно отделанной кухни. Как по мановению волшебной палочки, зажегся мягкий свет, льющийся откуда-то из стен. Четырехкамерный холодильник черного цвета был сам по себе огромен, но даже он как-то терялся на этой площади, посвященной культу еды. Казалось, здесь было все, о чем только может мечтать кухарка, даже широкие японские ножи.