Продавцы невозможного
Шрифт:
Барабаны. Знаменитые барабаны Вуду.
Сейчас они звучали негромко, приглушенно, словно кто-то набросил на них одеяло. Ритм еще не стал бешеным, не взорвался вулканом, но готовился, медленно нарастал, и в этом едва заметном ускорении можно было прочесть обещание необузданного финала, вспышки дикой страсти, которой закончится танец, что исполняла для Папы Джезе красавица Зара. Танец, который барабаны не спешили разгонять в сумасшедший водоворот. Танец, огонь которого обжег бы самого Замби. Танец, который мамбо танцует только для любимого. И только раз в жизни.
Поэтому не
И поэтому Джезе не отрывал взгляд от гибкой красавицы.
Барабаны…
Они топят главный зал собора Тринадцати Пантеонов в ударах замбийских сердец. Скамьи сдвинуты, а в самом конце главного нефа – кресло, в котором развалился Папа. Поза расслабленная, Джезе, можно сказать, полулежит, но в глазах – волнение. Во взгляде концентрируется возбуждение и рокочущая страсть барабанов. Да чуть подрагивают пальцы. Едва заметно. Пальцам уже горячо в пламени Зары.
В танце, горящем под сводами огромного зала.
Блестит умащенное благовониями тело, пышное и гибкое. Наготу скрывают лишь браслеты и тонкая ткань. И чем быстрее становятся удары сердца, тем быстрее истончается ткань, наполняясь влагой страсти. И тем крепче сливается с барабанами яростный звон браслетов. И тем сильнее дрожат пухлые губы Зары. И таившееся во взгляде возбуждение медленно перетекает в тело. Пальцы уже не подрагивают, они поглаживают подлокотник.
Барабаны…
Промокшая ткань прилипла к коже, не скрывает ничего. Перед глазами черные соски, волосы на лобке, упругие ягодицы. То стремительно мелькают, то вдруг замирают в плавном, мягком, полном неги и ожидания движении. Призыв становится сильнее и сильнее, но Папа не торопится, наслаждается искусством и затопившим его желанием. Папа терпелив, он знает, как должно быть.
Он знает, что через несколько мгновений ритм вырастет в разы, что барабаны погонят их сердца к самой вершине, что именно тогда…
Барабаны сбиваются.
Что?
Разгоряченная Зара теряется, неловко останавливается, прерывая чарующий танец, в глазах мелькает растерянность, а в следующий миг, когда мамбо замечает вошедшую в зал девушку, – в ее взгляде появляется злоба.
– Что случилось? – Папа Джезе уловил смену настроения Зары, приподнялся и повернул голову. – Ты кто?
Патриция медленно прошла по залу, и духи Лоа, призванные страстной яростью барабанов, уступили ей дорогу. Их явное недовольство смешивалось со тщательно скрываемым любопытством. Джезе понял, что духи Лоа не приветствуют девушку, но и не прогоняют ее. Или не могут прогнать?
Заинтригованный, он поднялся на ноги.
– Я тебя знаю?
– Мы не были представлены.
Пэт остановилась в двух шагах от Папы.
– Мне кажется, я тебя знаю. Где-то видел…
– Уж не во снах ли, архиепископ?
– Ты умеешь проникать в сны?
– Если они твои.
– Чем же я необычен?
– Тем, что мешает тебе меня прогнать.
– Я просто не хочу тебя прогонять…
Короткий, сдавленный, сдерживаемый всеми силами вскрик – Папа его не услышал. Все его внимание было приковано к другой женщине, и Зара, разгоряченная бешеным танцем Зара, переполненная желанием и злобой… поняла, что должна уйти. Уловила насмешливый шепот духов, но догадалась бы и без подсказки. Увидела, как Джезе смотрит на незнакомку, услышала, как говорит, и догадалась.
«Он забыл меня!»
Огонь танца, того немыслимого танца, что мамбо дарит лишь любимому, погас.
Пятясь, Зара дошла до потайной двери и покинула зал. И разрыдалась, прижавшись лицом к холодной стене.
– Мы встречались, но не разговаривали. Ты чувствовал, что я рядом.
Умолкшие было барабаны неуверенно подали голос. Тихий удар. Потом еще один. Любопытные духи Лоа кружили над мужчиной и женщиной, застывшими в самом центре собора.
– Ты спасла мне жизнь.
– Я была рядом.
– Кто ты?
– Меня зовут Патриция.
Слова уносились прочь, потому что они видели только друг друга. И слышали лишь дыхание друг друга. И по нему, прерывистому, понимали, что спрошено и что отвечено. И еще понимали, что не могли не встретиться.
Он прикоснулся к ее руке, почувствовал тепло нежной кожи. Почувствовал, как добирается оно до разбитого, окаменевшего сердца. Добирается через прикосновение и через взгляд. Через дыхание. Через стук сердца.
– Зачем ты пришла?
– Я ищу себя, Джезе. – И вдруг подумала, что здесь… что здесь прячется ее душа…
И барабаны осторожно застучали новую песню. Барабаны знали, что без них не обойдутся.
Анклав: Москва
– Очередная операция Европола получилась не менее жесткой, чем предыдущие, в ходе которых были разгромлены крупнейшие в Баварском султанате организации Живоглота и Путника. На этот раз целью полицейских стала набирающая вес банда Зазы Киприота. Спецназ блокировал торговцев наркотиками в клубе «Золотой запас», однако на предложение сдаться бандиты ответили отказом. В ходе завязавшейся перестрелки…
– Переключи обра-атно, – попросил Олово.
– Какого черта?
– Пожа-алуйста.
Чайка раздраженно посмотрел на режущего овощи слугу.
– Я не хочу слушать этого придурка.
– Ма-астер слуша-ает, – ответил Олово. – Я-а тоже.
И даже голову не повернул, дубина!
Кирилл в кабинете, типа занят. Да и говорить с ним не хочется, хватило той беседы, которую они вели по пути в Москву. Уйти бродить по дому? В особняке есть на что посмотреть…
Но Илья знал, что не уйдет.
Ему было комфортно рядом с Олово. Спокойно и безопасно. Уютно.
– Переключи!
– Ладно, ладно. – Чайка пробурчал пару ругательств, но все-таки настроил коммуникатор на канал Сорок Два. – Слушай свое Слово!
Территория: Европейский Исламский Союз
Ланданабад
Он немного волнуется, потому что впервые произнесет Слово экспромтом. Впервые будет искать нужные слова на глазах у миллионов людей. Он пытался подготовиться, несколько раз брался за текст, но не мог сосредоточиться. Или же, наоборот, сосредотачивался слишком сильно, и хладнокровие мешало ему отразить в словах душу.