Продавец Сангэ
Шрифт:
Из автобуса послышался скрип, выполз водитель.
– У вас все в порядке? – спросил того Андрей, реагирующий спокойнее, чем я. Сказывались годы работы в скорой помощи. Водитель кивнул.
За эти секунды девушка и ее пассажир выбрались из машины.
Мужчина тут же рухнул на открытую дверь машины, и я подбежала к нему, помогая не упасть. У него на шее виднелись кровоподтеки от ремней безопасности.
Девушка пнула колесо, огляделась, заметила нас возле своего спутника и, неожиданно резво налетев, со всего маху врезала по моему лицу. Да так, что моя голова
Боль оглушила шоком и разошлась по лицу в зубы и челюсти.
– Куда лезешь?! Оставь его в покое, сука!!!
Я даже сориентироваться не успела, как получила еще пару ударов меньшей силы. Водитель автобуса, шокированный происходящим, стоял в прострации и смотрел на нас.
– Я сама все сделаю! Я буду им!
Подоспел Андрей.
– Эй, ты под наркотой что ли? А ну тише! – он скрутил ее, та вырывалась, изрыгая маты, извиваясь и пытаясь лягнуть в пах.
Спутник девушки медленно сползал вниз.
Превозмогая боль, я наклонилась к упавшему, проверяя по старой привычке зрачки, пульс, осматривая тело. Сильное головокружение, пот, боль и спазмы тошноты, выталкивающие кровь изо рта мужчины, указывали на ухудшение ситуации.
– У него внутреннее кровотечение. Помогите уложить, – с помощью водителя автобуса, мы уложили его на землю. – Нужен холод. Принесите снега.
Водитель сгреб часть сугроба и вывалил снег у моих ног.
Удерживаемая девица вопила о любви к рок-звезде и кричала о ненависти к суке, лапающей его, и вообще всем женщинам на земле.
Сгребла. Снег обжигал ладони, но почти не таял на холодном ветру. Я выложила комки снега на живот, на ходу проверяя, вся ли одежда на пострадавшем свободная, нет ли где пережатия.
Лежащий смотрел на меня серьезно, без малейших признаков паники, в текущей суматохе это успокаивало.
Андрей изумленно вскрикнул. Девица неправдоподобно обмякла в его руках. Кожа на лице приобрела фиолетовые оттенки вместо белых и теперь казалась зеленоватой под светом желтых фонарей ночной автострады.
– Лежите, – велела я.
Проверила ее пульс, сердцебиение. Андрей отпустил ту на секунду, и она мешком повалилась на тонкий слой снега. Он потряс девушку.
– Эй, вставай.
– Она мертва, – без сожаления я разглядывала, как труп из фиолетового становится красным. На теле виднелись гематомы и рубцы. – Надеюсь бригада приедет вовремя. Нам вдвоем его не транспортировать.
Как позже объяснил судмедэксперт, при торможении пострадавшая напряглась, сильно выкручивая руль, из-за чего перекрутила позвоночник и в момент удара получила травму. Пока кровь поступала из разорванных артерий в мозг, она жила, но кровоизлияние стало всего лишь вопросом времени. Ее спутнику повезло больше, но из-за удара обе почки отказали. Чтобы спасти жизнь, требовалась пересадка. Без нее ему грозила хроническая почечная недостаточность и гемодиализ до той поры, пока не подойдет очередь в листе ожидания на операцию.
И вот я сижу на лавочке в тишине раздевалки и думаю о том, что, пожалуй, существует любовь на свете. А я-то со своим изъяном, думала, что нет. Или это безумие? В одном из пунктов завещания девушка пожертвовала все свои органы рок-звезде. Кто в восемнадцать лет составляет завещание? Факт оставался фактом. Донор у нас был. И не абы какой, а идеально подходящий. На миллион населения страны только десять человек могли оказаться такими.
Реципиент не только не пожелал Батыра Хазановича, местного хирурга-трансплантолога, кудесника от природы, но и разругался с ним. А мне, не имевшей самостоятельного опыта пересадки почек, досталась эта сомнительная честь. Да, я ассистировала во множестве операций. И сегодня коллеги не завидовали мне, а скорее жалели.
– У меня недостаточно опыта, Батыр Хазанович. Нужно еще лет пять практики. Пожалейте, – от обиды слезы текли по моим щекам, пока я уговаривала его в ординаторской найти другого врача.
– Так отказывайся, Милена Доржовна, чего ждешь? Увольняйся.
– Мне что, в ноги упасть? Что вы хотите? Я готова! Только бы жизнь зазря не отнимать. Ведь убью человека, и вся вина на мне. Второй раз я не переживу этого.
Батыр Хазанович Курумканский, ростом в два метра, с типичными чертами бурята, по совместительству являясь шаманом в Ольхонском районе, хитро прищурился. С таким и не поспоришь.
– Батыр Хазанович, он же старый. Организм не переживет. Что сердце, что печень. Страдает от алкогольной и наркотической зависимости. Вы же видели органы на снимках!
Он подошел ко мне совсем близко, нежно вытер большими пальцами слезы, убирая выбившиеся волосы за уши.
– Тебе духи будут помогать. Не позорь отца, – внушил, как ребенку.
Последний аргумент оказался совсем убойным. Никак нельзя спорить. Он же сам мне как отец. Учитель. А позориться дочке Ламы не положено. Последнее время я редко бываю в дацанах, только что на праздники Монал Ченмо, да на Дуйнхоре.
– Давно простирания-то делала? И не пустословь, знаю я тебя. Езжай сегодня в Иволгинский, подношения сделай. Поняла?
Я только сопли вытерла, отрицательно покачав головой по поводу простираний. Давно не была. Стыдно было. Да и отец не желал часто меня видеть, зная про Андрея и мои загулы.
В Иволгинский я все равно съездила, куда ж деваться без уважения к старшим. Со слезами получала благословение. Молодые хирурги тоже плачут. Сначала от усталости в мединституте, затем от неудач при ассистировании интерном, а потом профессионалами, когда пациенты умирают. На моем счету имелся такой.
Выдохнула и собралась. На пятом этаже в хирургическом отделении Батыр Хазанович уже вынул из девушки почки, промыл их холодным физраствором и готовил к операции. На четвертом команда расстилала медицинское белье, готовила операционную и пациента. А я задавалась лишь одним вопросом: готова ли я сегодня убить пациента?
***
Операционная – это стол и хорошее освещение. Сколько я себя помнила, я всегда хотела стать врачом-трансплантологом. В моем желании нет ничего благородного.