Продавец воздуха
Шрифт:
— Нора, Нора… что ты наделала!.. — кричал я, обезумев.
Я стоял перед снежной статуей девушки, не зная, что делать. И вдруг я заметил у ее ног четырехугольный запушенный инеем предмет. Я поднял его, стер иней и увидел, что это письмо.
Взглянув еще раз на Нору, я увидел, что иней спустился ниже, запушив всю ее фигуру. Я решил перенести ее в «пантеон» и поставить на пьедестал, уготованный мистером Бэйли для меня. Мне казалось, что это будет лучший способ похорон бедной девушки. Я обнял рукой ее закоченевший стан и попытался поднять труп. Но ноги девушки не отрывались, припаянные льдом, образовавшимся от испарившейся внутренней теплоты ее тела. Я сделал
Я глубоко был огорчен и потрясен этим превращением. Оторвав наконец ноги девушки от земли, я взвалил на плечи фарфоровые останки, отнес их в «пантеон» и положил на пьедестал. Увы, я смог восстановить там только бюстовый памятник Норе… Осторожно очистив ее лицо от инея и посмотрев в последний раз на губы, которые так недавно целовали меня, я вышел из мрачной пещеры, поднялся, поспешил к себе, осторожно согрел и высушил письмо и начал читать его.
Нора писала:
«Милый друг!
Простите, что я заставила вас пережить неприятные минуты. Но я боялась, что без вас не совершу того, что надо было совершить. Ваше присутствие поддерживало меня.
Я говорила с отцом. Я принудила его сознаться во всем. И теперь я знаю, что заставляло его работать с мистером Бэйли.
Мистер Бэйли обманул отца. Он завлек отца в этот городок, обещая отпустить через год. Но когда год прошел, Бэйли объявил отцу, что не отпустит его. Если же отец не послушается Бэйли, то мы не выйдем живыми отсюда — ни он, ни я. Отец очень любит меня. Он не мог рисковать моей жизнью и остался у мистера Бэйли. Но отцу тяжело было признаться, что он находится в плену. И потому он уверял меня, что его задерживает работа.
Таким образом, я связывала отца. И из-за меня отец принужден был принимать участие в этом ужасном деле.
Когда-то вы бросили мне упрек в том, что я не похожа на моего предка-революционера, рудокопа Энгельбректа. Да, я должна признаться, что не имею его силы воли и его неукротимой энергии. Века и поколения потомков, очевидно, распылили его железный характер. Я не решилась убить мистера Бэйли. И долго не могла решиться задать отцу роковой вопрос о его соучастии в преступлении. Но все же я хочу умереть, как достойная правнучка рудокопа Энгельбректа. Это все, что я могу сделать. Теперь отец свободен. Мне тяжело писать ему. Но передайте ему мои слова: «Отец, твои руки больше не связаны. Поступи так, как поступил бы на твоем месте рудокоп Энгельбрект».
Прощайте. Нора».
Я несколько раз прочитал письмо. Бедная Нора! Она поторопилась. Если бы я успел сказать ей о том, что узнал от Люка, то, может быть, она была бы жива… И… она любила меня. Но теперь со всем этим кончено. Однако не все в письме Норы было для меня ясно. Быть может, ее отец объяснит мне.
Было уже утро. Я пошел к профессору Энгельбректу.
Он сидел в кабинете, погруженный в формулы. Увидев меня, профессор поднял голову от бумаг и спокойно спросил:
— Вы не видели моей дочери?
— С вашей дочерью… с мисс Элеонорой случилось большое несчастье, — сказал я.
Энгельбрект побледнел.
— Что такое? Говорите!
Я молча положил на стол письмо Норы. Руки профессора заметно дрожали, но он старался овладеть собой. Прочитав письмо, он посмотрел на меня и глухо спросил:
— Что с ней?
Я рассказал о том, что произошло в пещере абсолютного холода. Я уже был почти спокоен.
Энгельбрект опустил голову и закрыл лицо руками. Так он просидел несколько минут. Я не нарушал молчания. Когда он отнял руки и поднял голову, я не узнал его лица, — так оно изменилось и постарело.
Энгельбрект с трудом поднялся, пошатнулся и опять сел.
— Я убил ее…
Потом он вдруг с силой ударил по столу кулаком, и глаза его засверкали гневом.
— Бэйли убил ее!
Казалось, в Энгельбректе пробуждалась душа его предка.
— Идемте со мной к этому бандиту! — крикнул он.
— Один вопрос, профессор, — сказал я.
— Говорите, но скорее…
— Мисс Элеонора пишет, что, по вашим словам, Бэйли угрожал убить вас и ее, если вы решитесь уехать от него. Между тем мисс Элеонора говорила, что он не задерживал ее.
— Это была игра мистера Бэйли, игра на психологии. Он знал, что Нора не уедет без меня. Я же принужден был поддерживать в моей дочери иллюзию того, что она вольна уехать. Если бы она узнала о своей неволе, то положение всех нас осложнилось бы еще больше. Она почувствовала бы себя несчастной.
— Ну а если бы она все-таки решилась уехать?
— Мистер Бэйли не выпустил бы ее.
— Но почему же вы… не убили Бэйли?
— Я не раз думал об этом. Но убийство мистера Бэйли не изменило бы положения. Мистер Бэйли только одно из звеньев преступной цепи. Вы знаете, из кого состоит все население городка, за исключением нескольких якутов-чернорабочих? Из сыновей банкиров и тузов! И они не выпустили бы меня, если бы я убил Бэйли. Они убили бы меня и Нору. Они могли убить меня, а ее оставить в живых… Что было бы с ней? Бедная девочка, она была права: она связывала мне руки. Но если бы я знал, что Нора так поступит… Впрочем, теперь об этом поздно говорить. Да, мистер Бэйли шутить не любит. Со мной поступили бы точно так же, как с моими коллегами — профессорами, погибшими в Арктике. Их убили за то, что они не хотели повиноваться мистеру Бэйли.
Профессор начал шарить в ящике письменного стола.
— Черт возьми, куда девался мой револьвер?
Я хотел сказать, что еще Нора искала его и не могла найти, но промолчал.
— Ну, обойдемся. Идемте, мистер Клименко.
— Что вы намерены делать? — спросил я.
— Поговорить по душам с мистером Бэйли…
Наш приход к Бэйли был не совсем удачным. Он уже сидел в кресле, а вокруг него сгруппировались его приближенные. Их было не менее десяти человек.
Увидя это зрелище, Энгельбрект нахмурился, но отступать было поздно.
— А, уважаемый профессор, как кстати! — сказал Бэйли. — Я только что хотел послать за вами. У нас тут маленький военный совет. Вот только голова моя еще плохо работает…
Бэйли замолчал и начал перебирать на лежавшем перед ним блюдце блестящий бисер. Этот бисер был последним изобретением Энгельбректа — спрессованный воздух, заключенный в особые оболочки. В них воздух не испарялся в обыкновенной температуре и мог безопасно перевозиться. Только быстрое повышение температуры могло вызвать взрыв. Бэйли усиленно готовился к экспорту воздуха, считая вопрос о мире на предложенных им условиях предрешенным.