Проделки небожительницы
Шрифт:
– А вы сами как думаете?
– У меня, Надя, еще с молодости к органам отношение известное, и ты знаешь почему. Стало быть, надеяться не на что.
– Вам они очень нужны? – посочувствовала Надежда.
– Очень. Вот, – тетка развернула на коленях бумажку, – список того, что украдено. Пять клинописных табличек и девять глиняных оттисков с ассирийских печатей.
– Они ценные?
– Бесценные! Но, знаешь, думается мне, что охотились-то за золотой статуэткой. А таблички эти взяли, ну… по ошибке, что ли. То есть было два почти одинаковых маленьких ящика,
– Логично, – протянула Надежда.
– Потому что, – продолжала тетя Вася, – продавать таблички никакого смысла нет. Коллекция барона Гагенау – очень известная. Если где-то эти оттиски проявятся – сразу же многие об этом узнают. Так что пропадут, боюсь, таблички эти теперь без следа.
– Выбросят их воры за ненадобностью! – подхватила Надежда. – Была же история, когда в Америке пятьдесят статуэток «Оскара» на помойке нашли! Так то – «Оскар», его каждый американец «в лицо» знает. А у нас – ну, заметит кто-нибудь эти таблички – черепки и черепки, никто не распознает, народ-то серый…
– Не дай господи! – тетя Вася прижала руку к сердцу.
Они побрели домой. Всю дорогу тетя Вася была очень задумчива, и Надежде ужасно было ее жалко.
По Литейному, где жила мать, нужно было идти от остановки троллейбуса два квартала пешком. Тетя Вася утомленно опиралась на руку Надежды, так что Надежда подумывала, не вызвать ли старухе платного врача, пусть сердце ей послушает, давление измерит и уколы назначит, витаминные какие-нибудь. А то как бы… тьфу, тьфу, чтоб не сглазить…
Внезапно старуха встрепенулась и даже перестала опираться на Надеждину руку.
– Что? – начала было Надежда, но тетя Вася шикнула на нее, чтобы она замолчала.
Она стояла посреди тротуара и поворачивала туда-сюда голову, как старый боевой конь, услышавший звук трубы. Надежда оглянулась. Шагах в пяти от них, сбоку, на тротуаре приткнулась к стене дома будка холодного сапожника. Сам сапожник, вернее, сапожница – полная немолодая тетка, смугло-южного вида, высунула голову и быстро переговаривалась с молодым парнем на своем языке. Парень был тоже смуглый и черноволосый, глаза его сердито блестели под насупленными густыми бровями. Он не был похож на обиженного клиента. И на заглянувшего просто так поболтать земляка сапожницы он тоже не был похож.
Надежда почувствовала, что тетя Вася незаметно подталкивает ее ближе к будке.
– Что-то мне нехорошо, постоим тут немножко. – Она прислонилась к стене и утомленно откинула голову, но Надежда-то прекрасно видела, что старуха вполне сносно себя чувствует, глаза у нее блестят и голос твердый, просто ее чем-то заинтересовала будка холодной сапожницы.
Те двое не обратили на них никакого внимания – они ругались. Да, Надежда поняла это по их жестикуляции и повышенному голосу тетки. Она гортанно что-то выговаривала парню, а тот хмуро отвечал ей, набычившись. Первая мысль, пришедшая Надежде в голову, была о том, что парень – рэкетир, то есть он собирает деньги с таких будочников. Но парень, как ни странно, не был похож на
Тетка уже полностью высунулась из своей будки и сердито закричала на парня. Тот ответил ей очень резко, передернул широкими плечами, повернулся и пошел по Литейному быстрым шагом, сунув руки в карманы. Тетка крикнула ему что-то вслед и скрылась в своей будке.
Тетя Вася встрепенулась и бодрым шагом отправилась домой, благо было уже недалеко. Поднимаясь по лестнице, Надежда не удержалась от вопроса:
– Тетя Вася, чем вас так заинтересовала тетка Галия?
– Ее так зовут? – обернулась старуха. – Ты ее знаешь?
– А ее все тут знают, – махнула рукой Надежда, – сколько себя помню, она всегда здесь сидела. Какая-то она… из южных народностей, в общем, но по-русски хорошо говорит, давно, видно, здесь живет.
– Давно живет, – хмыкнула тетя Вася, – ну-ну…
Надежда открыла дверь своим ключом, и мать выглянула из кухни, откуда доносились аппетитные запахи – тушеного мяса с картошкой и сдобных булочек с корицей. Надежда сглотнула голодную слюну и обрадовалась: она ела сегодня только рано утром, перед работой.
– Ну как там? – тихонько спросила мать. – Прояснилось что-то?
Тетя Вася, не отвечая, устремилась в свою комнату и вышла оттуда тотчас же, держа в руках свои неказистые, но достаточно еще крепкие ботинки. На ногах тети Васи были домашние шлепанцы.
– Я вниз спущусь, обувь починить, – сказала она в ответ на приглашение матери пообедать.
– Зачем ее чинить? – хором удивились Надежда с матерью. – Набойки совсем новые…
– Вот как раз… – тетя Вася скрылась на кухне и вернулась оттуда с большим столовым ножом.
Этим ножом она безуспешно попыталась подковырнуть набойку.
– Что вы делаете?! – опять-таки хором вскричали мать и дочь, но старуха только нетерпеливо отмахнулась от них и продолжила свое неблагодарное занятие. И когда Надежда уже мигнула матери, что старуху нужно схватить и отнять у нее нож, а то как бы она не начала гоняться за ними по всему дому с холодным оружием в руках, усилия тети Васи увенчались успехом.
– Вот, – торжествующе произнесла она, держа в руках оторванную набойку, – а говорят, сейчас мастеров хороших не осталось! Посмотрим, как ваша Галия с этим справится.
Она направилась к двери, но тут Надежда, сообразив, что обед отодвигается на неопределенно долгое время, озверела и схватила ее за рукав.
– Пока не объясните, что происходит, никуда вы не пойдете!
Тетя Вася выдернула руку, выпрямилась, в очередной раз став похожей на Станиславского, но, взглянув в глаза Надежды, покорно отошла от двери.
– Надя, – начала она спокойно, – как ты думаешь, какой национальности эта Галия?
– Понятия не имею! – Надежда пожала плечами. – Ну, «черная» она какая-то… А зачем мне это знать?