Продлёнка
Шрифт:
— Почему? — спрашивает Денис, и Серёжа подбежал, и Руслан:
— Почему?
— Почему?
— Потому что кино — это кино.
— Ну и что?
— И почему?
— И для чего?
Они дразнят её, она для них обычная Жанночка, которая хоть и была на киностудии, а ничего не может толком рассказать. Её, эту Жанночку, снимали в кино. В кино её, видите ли, снимали! Такую дурочку! Такую обыкновенную! Уж если кого снимать, то, конечно, не Жанночку. А кого? Катя знает — кого. И Денис знает. И Сима тоже знает.
Жанночка переминается
— Кино — это кино, — твердит Жанночка слова, услышанные от помощницы режиссёра. Эта не очень молодая женщина с необыкновенными голубыми волосами зовёт себя Тамарой, быстро носится по киностудии, всё на свете знает, но ничего толком не объясняет. Ну, например, если подумать, что означают эти слова: «Кино — это кино»? А ничего не означают — просто говорится так, и всё. Школа — это школа. Улица — это улица. Жанночка — это Жанночка. Ну и что? Смысл-то в чём? А нет здесь смысла, его и не найти.
— Так. Кино, значит, — это кино, — говорит Денис, и в серых глазах горят зловредные искры. — А ещё что знаешь? Ну чего ты молчишь? Ты же снимаешься в кино! Никто не снимается — вон сколько людей. А ты снимаешься! Как хоть фильм называется?
— «Сороконожка», — всхлипывает Жанна.
— А про что? — спрашивает Катя, и не поймёшь, с интересом спрашивает или только для того, чтобы выставить Жанну в глупом виде.
— Про детский ансамбль. Там танцуют девочки, много ножек, вот и получается сороконожка.
Жанна перестаёт хлюпать, ей кажется, что слушают с интересом.
— Все в одинаковых платьицах мы там танцуем.
— И ты, что ли, танцуешь?
Катя Звездочётова умеет спросить так, что лучше совсем не отвечать. Лучше исчезнуть. Перестать существовать. Во всяком случае, не попадаться на глаза Кате. Но Жанна — попалась. И теперь она похожа на мышь в зубах у кошки.
— Ты, что ли, танцуешь? Разве ты умеешь? Что-то я не видела, чтобы ты так уж хорошо танцевала.
— Как заводная кукла, — вставила Сима.
— И слуха нет, — добавил Валерка Сиволобов.
— Ни слуха, ни духа! — совсем уж ни к селу ни к городу ляпнул Руслан.
И все захохотали, как будто это было остроумно.
— В кино всё решает режиссёр, — ответила простодушная Жанна. — Режиссёр всё решает. Он выбирает, кого снимать. И кто хорошо танцует, а кто плохо. Там другие совсем танцы, в картине. Всё решает режиссёр.
«В кино всё решает режиссёр» — эти слова несколько раз слышала Жанна на студии. Когда их произносила Тамара с голубыми волосами, она, может быть, понимала, что это значит. Тамара говорила это с умным видом:
— В кино, Жанночка, ласточка, всё решает режиссёр. Ни актёр, ни редактор, ни сценарист, по существу, ничего не значат. Режиссёр и только режиссёр всё решает. Потому что кино — это кино.
Когда эти слова повторяла Жанночка, получалось смешно. Получалось, что Жанна строит из себя кинозвезду. И Катя Звездочётова переспросила:
— Режиссёр всё решает?
— Всё решает.
— Потому что кино — это кино?
Жанна и тут не поняла, что надо быть осторожнее. Она не догадалась промолчать, отойти в сторонку, посидеть тихонько. Нет, она обрадованно подтвердила:
— Кино — это кино. И всё решает режиссёр.
Вот тут Катя Звездочётова расхохоталась Жанне в лицо. А за Катей — вся продлёнка…
В тот день Жанна Волохонская поняла, что сниматься в кино — не только радость.
А потом все как-то быстро забыли, что Жанна — кинозвезда. Жили себе и жили, как раньше.
Жанночке, конечно, хотелось, чтобы они помнили, чтобы говорили: «А у нас на продлёнке есть одна девочка, да вот она, её зовут Жанночка. Она, знаете, снимается в кино. Картина называется «Сороконожка». Правда, правда!» Но никто, ни один человек, ничего похожего не говорил. А Мария Юрьевна относилась к Жанне как раньше и поставила тройку по немецкому. А Галина Макаровна выгнала её с урока физкультуры из-за невыстиранной майки. Она строго сказала:
— Ты, Жанна, большая девочка. Должна сама следить за своей физкультурной формой.
Все были к ней несправедливы.
Однажды вожатая Марина прибежала в четвёртый «Б»:
— Пионерское поручение, срочное и важное! Девочки! Надо пойти и подежурить у кабинета врача. Там первоклассникам делают прививки, некоторые плачут, а надо, чтобы не плакали. Ну, быстренько, трое! Самые весёлые, самые выдумщицы и добрые. Ну, кто? Наверное, ты, Жанна?
Жанна замялась. Не хотелось ей возиться с малышами, да ещё ревущими. Жанна видит себя актрисой, а ей предлагают что-то такое обыкновенное.
— Не смогу, Марина. Мне нужно на студию.
— Давайте я пойду, — сказала Майя Башмакова, — я много сказок знаю.
— А я им буду песни петь, — побежала за Майей Кира Сухиничева, — и картинки покажу, — она схватила свой альбом.
— Я тоже петь умею! — Мальвина с ними пошла.
Другие девчонки вдруг вспомнили о своих талантах, но вожатая сказала, что троих вполне хватит. Не нужно там, у кабинета врача, устраивать фестиваль. Потому что, честно говоря, не такие уж там массовые рыдания — всего двое вопят, всех будоражат. А её, вожатую Марину, вызвали в райком комсомола. Ну как уйти, если люди ревут? Теперь-то она Спокойна.
Жанна думала: «А я не пошла, и правильно — пусть знают, что я не такая, как они».
Сумела доказать своё — радуйся. Но радости почему-то не было. Они по-прежнему не хотели признать Жанну особенной.
Иногда Жанна пыталась напомнить им всем, что она же не такая, как они, а совсем другая. И она начинала, отведя в сторону Нину Грохотову или Майю Башмакову: «А у нас на съёмках, знаешь, был случай…» Но Майя или Нина почему-то не слушали, отвлекались, начинали рассказывать что-то своё. Получалось, что всё на свете интереснее, чем Жанночкины киносъёмки.