Продолжает Чарли Чен
Шрифт:
— Это не комплимент, а глубочайшее мое убеждение, — ответил Тэйт. — Прошу прощения, что прервал ваши мысли. Вы несомненно размышляли над услышанным во время приема, не так ли? Сознайтесь, что это тоже был один из ваших экспериментов?
— Идея принадлежала Максу Минчину. Но результатами ее воплощения могу воспользоваться и я.
— О, насчет этого у меня нет сомнений!
— В сущности, этот вечер можно назвать мечтой детектива: сидеть, ни во что не вмешиваясь, и слушать, что говорят другие. А говорили сегодня много.
— Промахов? — повторил Тэйт.
— Вот именно. И один из них был сделан вами.
— Что ж, — усмехнулся адвокат, — вы подтверждаете мое высокое мнение о ваших способностях. Не сомневаюсь, что оба мы имеем сейчас в виду один и тот же промах.
— Разумеется. Какой же?
— Я сказал, что на месте Дрейка мог оказаться любой из нас, что его смерть была случайной.
— Верно. То, что смерть Дрейка была случайной, вы узнали от моего друга в экспрессе из Ниццы в Геную. Об этом я прочел в его записках. Но ваша оговорка о Хонивуде! Откуда вы могли знать содержание его письма к жене?
— Я слышу от вас первого, что такое письмо вообще существует!
— Тогда что привело вас к убеждению, что Дрейк пал жертвой того, кто на самом деле намеревался убить Хонивуда? Дафф не говорил с вами об этом!
— Не говорил.
— А кто говорил?
— Приперли-таки меня к стенке, — засмеялся Тэйт. — Ну, что же, выдам вам страшную тайну. Боюсь только, что вам она немного поможет. Мне говорил об этом Марк.
— Ага! А Марк, конечно же, узнал об этом от…
— От Памелы Поттер, само собой, дорогой инспектор, от кого же еще он мог об этом узнать?
Чарли Чен поднялся.
— Спасибо, мистер Тэйт. Вы с честью вышли из этого поединка.
— О, это совсем не трудно, если говоришь чистую правду!
Чарли продолжил свою вечернюю прогулку, постепенно приближаясь к укрывшемуся от ветра за надстройкой танцевальному залу. Заметив среди танцующих Марка Кеннавэя и Памелу Поттер, он терпеливо подождал, пока кончится музыка, а затем подошел к молодым людям.
— Умоляю прелестную даму провести следующий фокстрот со мной, — склонился он в церемонном поклоне.
— Доверяю вам это сокровище с легким сердцем! — шутливо ответил Марк столь же церемонным разрешающим жестом.
Оркестр заиграл вновь, но Чарли, отвел свою партнершу подальше от танцующих.
— Обратите внимание, я сказал «провести», а не «танцевать», — инспектор важно поднял палец, — ибо серьезная беседа плохо сочетается с легкомысленными занятиями. И потом…
— Что потом?
— И потом у нас в Китае говорят, что мудрый слон никогда не станет уподобляться мотыльку. Я похитил вас у Марка не столько для того, чтобы наслаждаться роскошью быть с вами наедине, сколько ради нескольких важных вопросов.
— А я-то уже было обрадовалась, что сумела покорить ваше сердце! — улыбнулась девушка.
— О, уверен, что в таких победах для вас уже давно нет нечего нового. Но не будем забывать о моих вопросах. Первый: говорили вы кому-либо о содержании письма Хонивуда к жене? Второй: сообщали вы кому-либо из членов вашей группы, что убийство вашего деда было случайным?
— О, Боже! Разве мне нельзя было этого делать?
— Есть у нас такая старинная поговорка: «Боги дали человеку два уха, но лишь один рот». Что в переводе означает: поменьше говори, побольше слушай!
— Убить меня мало! Я всегда поступала наоборот.
— Ну, у вас еще есть время исправиться. Итак, кому вы об этом говорили?
— Миссис Люс, естественно.
— Естественно. Кому еще?
— Еще только Марку. Марку Кеннавэю.
— А вы знаете, что Марк в свою очередь все рассказал Тэйту?
— Знаю. Помню, что меня это очень рассердило. То есть я не требовала от него клятвы хранить тайну, но есть вещи, которые подразумеваются сами собой. Не выношу таких людей!
— Не выносите?! В случае с Марком я не сказал бы, что…
— Знаю-знаю. Вы скажите, что мы все время вместе и все такое. А с кем мне здесь еще быть? При одном взгляде на Кина и Вивиана меня берет дрожь омерзения. Росс хромает, его на танец или прогулку не пригласишь — это было бы просто садизмом. Бенбоу и Макс неразлучны со своими женами. Доктор Лофтон вечно занят, Тэйт вечно нездоров, вы только что причислили себя к мудрым слонам. Значит, остается только Марк! Что вовсе не подразумевает горячей к нему любви.
— Так уж и не подразумевает?
— Вы мне не верите?! Неужели вы сами не замечаете, как он себя ведет? Как полюбить человека, который непрерывно хвастается своими бостонскими порядками, гарвардскими традициями и прочей чепухой? Он просто действует мне на нервы!
— А вы не допускаете мысли, что этот действующий вам на нервы молодой человек вдруг возьмет, да и объяснится вам в любви?
— Вы в этом уверены? — Памела впилась взглядом в Чарли.
— Ну, что вы, я вообще мало в чем уверен в жизни. Но если бы такая минута все же наступила?
— О, я сделала бы все возможное, чтобы ее приблизить! Пустила бы в ход все свои чары! И оставила бы его с носом! Вот это был бы триумф — цвет бостонской аристократии отвергнут простой девчонкой со Среднего Запада!
— Да, — покачал головой Чарли, — если и есть на свете что-то глубже, чем океанское дно, то это несомненно сердце женщины.
— Ничего подобного! Глубину моего решения измерить совсем нетрудно. Мне просто обидно. Ведь он умеет быть и милым, и добрым. Но так редко. В остальное время он только и делает, что издевается над моими вульгарными деньгами или вздыхает о милых его сердцу бостонских бессребренниках. Ну чем я виновата, что дед был достаточно предприимчив, чтобы оставить мне изрядное состояние?