Проект Атман
Шрифт:
Но эта разделительная линия — главная линия разграничения между зрелым, социально — адаптированным «эго» и аутентичным кентавром (если использовать термин «аутентичность» как его используют экзистенциалисты), — представляет собой то, что я называю «биосоциальными полосами» [410]. «Био-» здесь обозначает «тело» (тифон), а «социальные» — «членство», принадлежность. Таким образом, биосоциальная полоса представляет верхний предел членского познания и общетелесных ориентации, за которым лежат области бытия, трансцендирующие традиционные, эгоические, институциональные и социальные формы, как это схематично показано на рис. 3. В том же ключе, данные области самости и бытия, лежащие за пределами биосоциальных полос, будут, как правило, трансвербальными, трансконцептуальными и транссоциальными. Заинтересованный читатель найдет «биосоциальные полосы» во всех соответствующих таблицах и рисунках данной книги; тем не менее во избежание излишнего усложнения я не стану задерживаться на этом переходном плане, а только укажу на него. Единственный вопрос, на котором здесь хочется заострить внимание — это то, что существует целый мир различий между досоциальным и транссоциальным бытием, между теми, кто еще не добрался до стадий членства, и теми, кто сейчас начинает их трансцендировать и двигаться за пределы биосоциальных сфер. Поскольку и досоциальность, и транссоциальность являются внесоциальными, ортодоксальная психология,
Я не знаю лучшего общего введения к теме досоциального и транссоциального, чем работа Шахтеля «Метаморфоз» (заметьте, что «metamorphosis» означает «трансформацию») [334]. Главный интерес Шахтеля сосредоточен на развитии восприятия и внимания, и он различает две основополагающие формы восприятия (терминология в данном случае не так уж важна, его точка зрения достаточно очевидна): 1) аутоцентрическое, выделяющее субъект, сенсорные качества, чувства, относящиеся к восприятию; и 2) ал — лоцентрическое, когда выделяется объект, и отмечается, на что он похож, что он такое. Если воспользоваться великолепным заключением Левинджер, суть того, что продемонстрировал Шахтель, заключается в том, что «аллоцентрическая открытость» ребенка миру утрачена большинством взрослых. Шахтель использует термин «социоцентрическое» [ориентированное на членство] применительно к разделяемому аутоцентрическому восприятию. Когда вторичная аутоцентричность [видение мира через созданные обществом наименования, категории и фиксированные понятия] и социоцентрическое [членское] восприятие становятся преобладающими, они смешиваются с аллоцентрическим [видением вещей такими, какие они есть], а также с соответствующим аутоцентрическим на взрослом уровне [то есть в его зрелых формах]. Если выражаться повседневным языком, к думанию и восприятию в русле стереотипов и расхожих наименований примешивается реалистическое восприятие объективного мира и вместе с ним — полное удовольствие от чувственного столкновения с миром» [243].
Теперь главное: «аллоцентрическая открытость» ребенка и соответствующее аутоцентрическое или сенсорное осознание можно как бы «обрести заново», но теперь в совершенно ином контексте — фактически, настолько ином, что следует говорить о других «видах» или других «структурах». Так, в зрелом « аллоцентрическом отношении» есть интерес и обращенность к объекту; в него вовлечены целостный объект и целостное бытие наблюдателя(курсив мой — К. У.). Аллоцентрический интерес к объекту ведет к его глобальному восприятию, но это иной вид глобальности, а не тот, что был в младенчестве(курсив мой — К. У.) и сплавлял воедино субъект и объект [плеромно — уроборическая стадия], или тот, что был в раннем детстве, когда отличительные черты объекта не воспринимались [первичный процесс]» [243]. Дейкман высказывает похожее суждение: «Вместо того чтобы говорить о возврате в детство [до — членскому восприятию], будет правильнее сказать, что демонтаж автоматических структур восприятия и познания позволяет получить выигрыш в интенсивности и богатстве чувственного опыта за счет потерь в абстрактной категоризации [или в культурно — согласованном познании вообще]. Это… происходит во взрослом уме, опыт обретает свое богатство из взрослых воспоминаний и функций, теперь подчиняющихся другой форме сознания [то есть, той, что теперь представляет собой трансчленство]» [372].
Некогда созданное культурно — согласованное познание (а это необходимый и желательный шаг) теперь должно быть трансцендировано — именно так я понял Шахтеля и его соавторов. В целом эта высшая «аллоцентрическая открытость» и «богатый сенсорный опыт» («организменное переживание» по Роджерсу) состоят в том, чтобы научиться видеть и чувствовать снова, сверх и прежде схематизации (Шахтель), абстрактной категоризации (Дейкман) и «эго» — концептуальных трансляций (Мэй). Нужно отметить, что теперь это уже трансвербальное, а не довербальное восприятие. Как пишет сам Шахтель: «Именно в таких переживаниях, которые трансцендируют культурные схемы [биосоциальные полосы членского восприятия]… берут свое начало каждое новое озарение и каждое подлинное произведение искусства, именно здесь закладываются основания надежды на прогресс, расширение диапазона человеческой деятельности и человеческой жизни» [334].
Непосредственное настоящее
Продолжим наше обсуждение. Мы видели, что телесное «эго» младенца осознает тольконепосредственное «здесь и сейчас» и буквально ограничено им. Временные последовательности целиком ускользают от него, события просто «кажутся происходящими» (паратаксическая форма, по Салливэну). В большинстве видов гуманистической терапии исключительное значение придается «непосредственному здесь и сейчас» [292], и это привело почти всех ортодоксальных психологов и психиатров к заключению, что подобные гуманистические формы терапии, в действительности, представляют собой возврат к инфантильному тифону, что они являются регрессивными и не способны ни на что большее, чем просто «отреагирование». Безусловно, некоторые разновидности «поп — терапии» [32] на самом деле таковы, но в целом этот вывод психиатров упускает из виду самое главное. На уровне зрелого кентавра непосредственное и живое настоящее действительно является доминирующей формой времени, но, кроме того, индивид имеет теперь полный доступ ко всему традиционному миру расширенных временных реалий. Он вовсе не ограничен настоящим (как телесное «эго» ребенка), а укоренен в нем и не пребывает в неведении относительно исторического времени, он просто уже не привязан к нему (как «эго»). Тифон — это до — последовательное время, кентавр — транс — последовательное. Первый не ведает о мире линейного времени, второй начинает его трансцендировать. И, естественно, они кажутся похожими, но насколько же они фактически отличаются друг от друга, и сколь катастрофично было бы приравнивать их друг к другу! Раз линейное время было создано (опять необходимый и крайне желательный шаг), значит, оно может быть трансцендировано, и это будет не регрессией, а эволюцией.
32
«Поп — психотерапия», «поп — психология» — по аналогии с «поп — культурой» или «поп — музыкой» название некоторых форм психологической и психотерапевтической работы, ориентированных исключительно на коммерческий успех. — Прим. ред.
Поскольку формой времени на экзистенциальном уровне является непосредственное, яркое и живое настоящее, многие ориентированные на уровень кентавра терапии пользуются этим, как одной из новых трансляций, дающихся клиенту [291]. То есть (в дополнение к некоторым другим кентаврическим трансляциям, которые мы обсуждали — таким как образное видение и интенциональность), широко используется трансляция «видения всей реальности как настоящего» (как в гештальт — терапии — «реально только то, что здесь и сейчас»). Индивид учится видеть мысли о вчерашнем, как происшествия в настоящем, и ожидание завтрашнего, как деятельность в настоящем (кстати, это теория времени св. Августина: прошлое — только воспоминание, будущее — лишь ожидание, но оба они суть факты настоящего). В той мере, в какой человек добивается глобального успеха с такой трансляцией, он трансформирует прежнее время в экзистенциальное; весь абстрактный и призрачный мир линейного времени, который уже выполнил свое назначение, сжимается в интенсивность настоящего. Индивид просто продолжает эту «проработку» до тех пор, пока трансформация более или менее не завершится и он не обоснуется в живом настоящем без того, чтобы быть им ограниченным [221], [292].
Способность жить полностью в настоящем является первостепенной характеристикой кентавра, каким я его описываю, поэтому неудивительно, что почти все специалисты по психологии развития, изучавшие «высокоразвитых личностей» — а кентавр представляет собой именно такое существо, — сообщали, что «терпимость к неопределенности и способность интенсивно жить в настоящемявляются аспектами высших стадий [внутреннего роста]» [243].
Разве это регрессия? Я не понимаю, как можно трезво придерживаться подобного вывода. Скорее, можно предположить, что, если настоящее телесного «эго» было до — последовательным, то настоящее кентавра — транс — последовательно: самость взирает на поток линейных событий, оставаясь выше и за пределами временной последовательности. Она может видеть прошлое и будущее как настоящее, как наличные мысли изнастоящего; она по — прежнемуможет видеть прошлое и будущее, вспоминать вчерашнее и планировать завтрашнее, но она способна видеть их как движения настоящего, — подобное восприятие неизмеримо превосходит возможности тифона. Младенческое телесное «эго» может видеть тольконастоящее; кентавр же видит из него все время. Совершенно ясно, что это две абсолютно различные формы осознания, центрированного на настоящем.
Спонтанность
Мы также видели, что телесное «эго» находится под властью своей «импульсивности», «неконтролируемой спонтанности» или «незамедлительной разрядки». У зрелого кентавра эта «незамедлительная разрядка» проявляется в спонтанности и импульсивной экспрессии — как раз в том, что мы рассматривали, как «спонтанную волю» или интенциональность. Исследования импульсивной экспрессии и спонтанности показывают, что ребенок разделяет эти черты с наиболее развитымивзрослыми, тогда как у индивидов на промежуточных стадиях (области среднего «эго»/маски) таких черт нет. Все согласны, что ребенок (как телесное «эго») спонтанен и импульсивен, однако, «как явствует из многих толкований, возрастание спонтанности, будучи родной стихией для побуждений индивида, является [также] признаком высших стадий… развития» [243]. Это означает одно из двух: либо самые высокоразвитые взрослые регрессируют в детство, на стадии до — эгоического контроля, либо они прогрессируют за пределы жестких форм контроля «эго» к стадиям над — эгоического контроля. Я, естественно, считаю, что телесное «эго» младенца обладает до — вербальной, до — контролируемой, до — сдерживаемой спонтанностью, а зрелый кентавр демонстрирует над — вербальную, транс — контролируемую, над — сдерживаемую свободу. Давайте в завершение этого обсуждения отметим вместе с Левинджер, что этот факт «не делает правомерным вывод том, что промежуточные стадии [членская и эгоическая] жесткого контроля могут быть пропущены» [243].
Кентавр: резюме
Есть несколько вещей, которыми мне хотелось бы завершить обсуждение своеобразной роли и природы экзистенциального или кентаврического уровня в общем контексте спектра сознания. Хотя у этого уровня есть доступ к языку, культурно — согласованному познанию, эгоической логике и воле, он способен выходить и выходит за их пределы, к неиспорченному сенсорному осознанию и непрерывному психофизиологическому потоку, а также к высокофантазийному процессу интуиции и интенциональности. Данный уровень разворачивается над языком, логикой и культурой, и все же является не довербальным и пред — культурным, а трансвербальным и транскультурным.
И вот момент, который я хочу выделить особо: рассматриваемый уровень, будучи трансвербальным, неявляется трансперсональным. Иными словами, трансцендируя язык, грубые понятия и грубое «эго», он не трансцендирует существование, личностную ориентацию или пробужденное психофизиологическое осознание (см. рис. 3). И хотя это последняя стадия, подвластная обычным формам пространства и времени, эти формы все еще присутствуют.
Но само сенсорное осознание, очищенное от налета эгоического и культурного схематизма, начинает с поразительной ясностью и богатством воспринимать область пробужденности. На этом этапе оно уже не является «растительным», «животным» или просто «органическим» — это скорее какой-то тип сверхчувственного (и почти, но еще не вполне над — чувственного) осознания, некий прилив высшей тонкой и даже трансперсональной энергии. Как поясняет Шри Ауробиндо: «Используя внутренние чувства, [33] то есть способности чувствования сами по себе, в их чистой… тонкой активности… мы способны к познанию чувственных переживаний, явлений и образов вещей иных, нежели те, что принадлежат к организации нашего материального окружения» [306]. О таком «сверхчувственном» осознании сообщают многие психотерапевты, ориентированные на уровень кентавра (Роджерс [322], Перлз [291], и другие); его обсуждает Дейкман [92]; и о нем же говорят, как об одной из начальныхстадий мистического озарения (когда индивидуальная психика восходит до кентавра, а затем трансцендирует его) [329].
33
В психологических системах восточных мистических традиций, в частности, буддизма, различаются телесные, или внешние чувства— зрение, слух, и т, д. — и соответствующие внутренние чувства(как то: осознание зрением, осознание слухом и др.), причем к таким внутренним чувствам относится и познавательная способность ( осознание разумомили различительное сознание). По сути дела, внутренние чувства следует считать не сенсорными, а репрезентативнымисистемами (т. е. механизмами сознательных представлений). О различии сенсорных и репрезентативных систем см., напр., Дж. Бэндлер, Р. Гриндер. Структура магии. Т. II. — Прим. ред.