Проект «О.З.О.Н.»
Шрифт:
– А ты мне не угрожай. Мал еще, угрожалка не выросла. Я, в отличие от тебя, в точности выполняю распоряжения начальства. Иди отседова, пока я тя батогом-от не огрел.
– Батог-то где возьмешь, а, дед Андрей? – устало усмехнулся Кузьма. – Пока за ним сходишь, меня уж и след простынет.
– Ах ты, шельмец, – бессильно погрозил кулаком Андрей Егорович и переключился на Пашку: – А ты чаво тута стоишь? Тебя Великаниха по всему бомбарю ищет, который час места себе не находит, все глаза уж, поди, выплакала.
Дед Андрей сокрушенно махнул рукой, дескать, ну вас к лешему, и пошаркал к стоящему возле двери в шлюз стулу.
– Слышь, Паштет, а старик-то правду говорит, – прошептал Кузьма. Видимо, не хотел, чтобы Витькин дед его услышал. – Ты давай щас в раздевалку иди, а потом к теть Любе отправляйся. Успокой ее, пусть не расстраивается по пустякам. Скажи, пусть лучше порадуется за тебя, как-никак сталкером стал. А я к отчиму пойду.
– Лады, – кивнул Пашка и собрался уходить, но Кузьма схватил его за руку:
– Постой. Перед тем как домой пойдешь, загляни к Грибу. – Он вытащил из сумки старый фотоальбом. – Отдай это. Скажи, задание выполнено.
После больше похожей на моральную порку профилактической беседы с Миклиным Зубр вызвал по рации Юргена и сконцентрировался на решении насущных проблем. По закону убежища определяющие жизнь общины решения принимались большинством голосов на заседании Совета. Поскольку вместе с комендантом число советников не превышало пяти, Зубр нередко звал на обсуждения только Знахаря и Юргена, справедливо полагая, что даже если бы Гриб и Капитан присутствовали в кабинете, то их голоса ничего не решали, проголосуй они «за» и уж тем более «против».
Единомышленники вовсю обсуждали возможные уступки и преференции, если «металлурги» и «лепсенцы» согласятся на создание коалиции против дикарей, когда Блоха просунул голову в приоткрытую дверь.
– Кузьма вернулся. Прям в защитном комбезе по коридору идет, – протарахтел он, смешно тараща глаза. – Впускать или отправить переодеваться?
– Пусть заходит, – велел Зубр, темнея лицом.
Блоха кивнул и скрылся за дверью.
Знахарь положил руку на сжавшуюся в кулак ладонь коменданта:
– Не стоит парня ругать. Отобьешь у него стремление к самостоятельности, только себе хуже сделаешь.
– А я считаю, надо сразу поставить Кузьму на место и прилюдно наказать, чтобы знал, как своевольничать. Иначе каждый возомнит себя начальником и будет делать что в голову взбредет, – прогудел Юрген, поглаживая пальцами левой руки гладкий подбородок.
Знахарь выразительно глянул на Шихова.
– Хватит играть в гляделки, – буркнул Зубр. На скулах под кожей сердито заходили желваки. – Без вас разберусь, как мне парня воспитывать.
В дверь стукнули, и в кабинет, чавкая бахилами, вошел Кузьма в блестящем от влаги комбинезоне. Сверкая круглым стеклом окуляра, из расстегнутого подсумка резиновым горбом выпирала противогазная маска. Небрежно засунутые за пояс перчатки напоминали наполовину сдутые резиновые шарики.
– Я что велел сделать? – грозно пророкотал Зубр. Знахарь похлопал коменданта по руке, мол, успокойся, не заводись, но тот проигнорировал предупреждение и рявкнул: – Почему ослушался?
– Испытание придумал не я, – спокойно ответил Кузьма.
Случайное открытие в машине Репса вселило в него уверенность в собственных силах. Он не сомневался: стоит ему оказаться с Зубром один на один, он сумеет убедить его в правильности своего поступка. Но это будет потом. Сейчас ему требовалось склонить на свою сторону соратников отчима, и парень целиком сконцентрировался на достижении цели.
– Это решение Совета, и я, как законопослушный житель общины, обязан его исполнять. Если бы я не пошел на поверхность, по убежищу поползли бы слухи, что ты оберегаешь меня от суровой реальности.
– А ведь он дело говорит, – заметил Знахарь. – Мы недавно это обсуждали и пришли…
– Помолчи! – Зубр сцепил пальцы рук в замок и вперил в Кузьму немигающий взгляд. – Если я отменил Испытание, значит, на то были причины. Ты же ослушался и самовольно покинул убежище. Ладно бы ушел один, это еще можно было бы объяснить стремлением служить обществу, но ты прихватил с собой Павла Шульгина. По закону убежища лицам, не достигшим шестнадцати лет, выход на поверхность строжайше запрещен. Шульгин нарушил закон и должен понести наказание, но, выходит, он не виноват. Ведь если бы ты послушал меня, он тоже остался бы дома. Что скажешь? Разве я не прав?
– Наполовину, – сказал Кузьма, легко выдерживая пронизывающий насквозь взгляд отчима. – Я легко могу это доказать.
Зубр нахмурился и плотно сжал губы. Независимость и смелость, с какой Кузьма разговаривал с ним, с одной стороны, радовала его. Он гордился, что воспитал приемного сына настоящим мужчиной, способным не только принимать решения, но и нести за них ответственность. Но в то же время Зубр испытывал чувство досады и горечи, что Кузьма так ведет себя с ним в присутствии других людей.
– Попробуй, – сердито сказал он. – Но учти, не сможешь убедить меня и уважаемых Советников, наказание за провинность увеличится вдвойне.
Кузьма пропустил мимо ушей смысл и угрожающий тон слов отчима. Пусть говорит что хочет.
– Я не ослушался и не выходил на поверхность самовольно, – сказал юнец, смело глядя на членов Совета. – Неужели вы могли подумать, что я способен действовать вразрез с установленными правилами?
– А разве это не так? – удивился Знахарь. – Насколько я понимаю, ты доказал обратное своим необдуманным поступком.