Проект «Омега». Исход
Шрифт:
– Николай Николаевич, за счет чего Вы планируете выживать? – собеседник не сразу вышел из транса, пришлось вернуть его с небес на землю. – У Вас есть неограниченные запасы или источники энергии? Может быть, Ваша община самая многочисленная и Вам удалось восстановить производство? Поясните мне, я не понимаю.
– Ну как же, разве нет стратегических запасов? – он искренне недоумевал.
– Допустим, что есть, и за счет них, в том числе, вы прожили этот год, но они не бесконечны…
– Вы хотите сказать, что бросите нас умирать здесь от голодной смерти? Вы не можете так поступить.
– Конечно нет, но если имеющиеся запасы разделить поровну хватит едва ли на пять – семь лет без собственного воспроизводства продуктов питания. А чем вы будете отапливать дома, после того как вырубите остатки леса? На десять лет этого точно не
В этот раз Николай Николаевич надолго задумался. Его новый, сказочный мир рушился. Я понимал, что ему нелегко, но жалости не было. Любые благие намерения имеют обратный эффект, оборотную сторону медали. Эта община не имела реальных, перспективных точек роста. За время после катастрофы, они привыкли к тому, что получают помощь со стороны. При наличии убежища рядом, это было в порядке вещей. Они не думали о том, что будет через год или десять лет. Их все устраивало, более того они думали, что так будет продолжаться до конца ядерной зимы и даже не пытались как-то обеспечить свое будущее, жили одним днем. Находясь на стратегически важных путях сообщения, считали возможным брать плату за проезд продуктами питания и необходимыми вещами. При этом решили не принимать в общину никого, чтобы не увеличивать количество поселенцев. Все было ясно, как и то, что продолжаться вечно это не может. После того, как программа будет свернута, удаленную общину взять на полное обеспечение уже никто не сможет. Эту простую истину теперь и приходилось осознать Николаю Николаевичу, а вслед за ним и всем жителям этого городка. Для того чтобы ему легче думалось, я оставил ему все справочные материалы на столе и вышел. Он даже не проводил меня и вряд ли заметил, что я ушел.
На следующее утро мы покинули город, Николай Николаевич заверил нас, что будут готовиться к эвакуации, а решать кому и где оставаться они смогут по пути в Новогорск и во время вынужденного пребывания в нем. Навстречу нам прошла последняя колонна переселенцев из Владимира. Потеряли около часа, пропуская ее, но к обеду уже были на месте. Убежище не было закрыто. В нем оставался персонал. Они ждали нашего прибытия. В этот раз убежище производило гнетущее впечатление. После того, как последние беженцы оставили его, оно напоминало брошенный город.
За год запасы убежища и расположенных рядом хранилищ были истощены практически полностью. В распоряжении оставался неснижаемый запас и относительно небольшая стерильная часть убежища, служившая когда-то медицинским блоком. Относительно безопасно было и в части блока управления. В остальной части убежища шли работы по дезактивации и подготовке к длительной консервации. Об очистке герметичных отсеков никто и не думал. Никогда не поздно будет ее провести при необходимости. Сейчас же на это не было времени. Острее всего ощущалась нехватка транспорта. Если запасы горючего еще были, то каждая единица техники была на счету. Для отправки последней колонны активно использовался транспорт общин. Для отправки персонала транспорта уже не хватало. Из Новогорска на днях должна была выйти колонна и проблема будет решена, оставалось только ждать.
– Какие планы, Барс? – Сомов смотрел на меня в ожидании ответа. Илья не вмешивался в разговор старших.
За время пути Илья хорошо себя зарекомендовал. Я ни разу не пожалел о своем решении включить его в группу. Вопросов он не задавал, старался больше наблюдать и слушать. Первый раз он столкнулся с бедствием такого масштаба и увидел это своими глазами. Сначала он пытался помочь всем без исключения, но потом стал действовать избирательно. К концу нашего рейда он безошибочно определял, кому из беженцев необходима помощь больше остальных и не раз вмешивался, раздавая имеющиеся у нас запасы и разыскивая медиков. Но была у него и фобия. Даже не фобия, а повышенная осторожность. Он был единственным из нас, кто пережил катастрофу на поверхности, а не в убежище. Он опасался получить повышенную дозу радиации, видимо сказывались последствия пребывания на разрушенной базе. Поэтому он на себя взял обязанности химика-дозиметриста и не раз предупреждал о повышенном фоне радиоактивного заражения, даже если тот не представлял реальной угрозы. Наученные горьким опытом, в этот раз почти все время в пути, мы находились в скафандрах. Мнение и реакция окружающих на этот счет нас интересовало меньше всего. Они уже видели людей в скафандрах и не раз.
– Так и будем сидеть и ждать? – не унимался Сомов.
Планы безусловно были, но были и сомнения. Я непременно хотел дойти до Питера и убедиться своими глазами в том, что убежище уничтожено. Имею ли я право рисковать с учетом того, что в группе один необстрелянный боец? Вспомнился разговор с Борисовичем, поэтому с ответом я не торопился. Решать сообща было бесполезно, я не сомневался, что оба выскажутся за совершение такого рейда, необходимо было решать самостоятельно. Согласовывать ни с кем не нужно было, как заместитель руководителя проекта я был вправе принимать любые решения исходя из обстановки. В очередной раз пришли на помощь вновь обретенные способности. Не смотря ни на что, я знал, что идти в Питер необходимо.
– Сидеть и ждать не в наших правилах, – ответил я Сомову. – Пойдем в Питер, есть возражения?
Возражений не последовало. Я вызвал на связь Водолея, попросил проработать маршрут и оценить его безопасность. Какие-то наработки уже были. Группа, которая до нас была в Питере затратила на это три дня, но за это время обстановка изменилась, это нужно было учитывать. Последнее время я старался не беспокоить лишний раз Водолея. При моем вызове, имеющем высший приоритет, он прекращал сеанс связи с другими абонентами, а там в это время могли решаться вопросы куда более важные, чем прокладка маршрута из точки «А» в точку «Б». Через несколько минут информационная система скафандра сообщила о получении примерного маршрута от Водолея. Какое-то время затратили на его обсуждение. Выезд назначили на следующий день.
Первые километры пути заставили вспомнить время первых выходов на поверхность. БТР повышенной проходимости едва справлялся с заносами и толстым снежным покровом. Я не сомневался, что через год, максимум два движение по поверхности станет возможно только на снегоходах и транспорте на воздушной подушке. Даже гусеничная техника, от использования которой мы отказались, вряд ли пройдет. Приходилось делать частые остановки и тщательно выбирать дальнейший путь. Несколько раз приходилось отклоняться от запланированного маршрута, о чем немедленно сообщал Водолей. Я не представлял, как удалось пройти группе до нас, потому что даже по прошествии года мы едва находили проходы между многочисленными зонами заражения. От движения по прямой отказались сразу, была надежда на то, что удастся обнаружить выживших и вывести их в убежище. На вторые сутки пути мы уже таких надежд не питали. За все время пути мы не встретили следов пребывания человека, только заброшенные поселки. На то, что в разрушенных городах кто-то выжил, было еще меньше надежды, радиационный фон был слишком велик. Даже те поселки, которые были у нас отмечены как жилые по результатам рейда первой группы, были оставлены. Полное отсутствие людей угнетало. Мы сознательно избегали некогда оживленных трасс и крупных городов, опыт уже был и не малый. Если для обхода зоны заражения необходимо было искать объезд, то предпочтение отдавали более северному маршруту. О наличии ранее разветвленной сети дорог напоминали только кое-где сохранившиеся указатели, напоминая о том что раньше до того или иного города оставалось определенное расстояние. Теперь эти расстояния измерялись на километрами, а днями пути и дозой, исправно фиксируемой системой мониторинга скафандра. Мы сильно отклонились к северу от маршрута и вторую его половину проделали почти по прямой. О том, что приближаемся к конечной точке нашего маршрута, можно было судить по повышению уровня заражения и степени разрушений.
К тому, что предстало перед глазами я был не готов. Одноэтажные дома были почти полностью заметены снегом. Причина была не только в толщине снега. Какое-то время мы уже двигались по затопленному району. Уровень воды перед долгой зимой вырос минимум на полтора метра, после чего поверхность замерзла и покрылась толстым слоем снега. Перед нами была снежная равнина из которой повсеместно возвышались остовы зданий и сооружений, напоминая о том, что когда-то здесь были люди. Хотелось надеяться, что перед наводнением, уцелевшие люди, успели покинуть эти районы, но, скорее всего это было не так. Слишком мало было людей в убежище, которые раньше были в этих районах или что-нибудь могли о них рассказать. Память послушно выдала воспоминания последних дней перед вахтой и последующей катастрофой. В этих местах начиналась история моего участия в проекте и с этим было связано много воспоминаний. Казалось, что все это было вчера.
Конец ознакомительного фрагмента.