Проект Повелитель
Шрифт:
– Ты слышал?
– Не глухой. Но до утра ждать нельзя. Джокер тоже подумает, что мы пойдем утром. И если засады нет сейчас, то утром она будет обязательно.
– А если сейчас наткнемся на какую-нибудь тварь. Съест она нас запросто. Не видно же ни зги?
– Ты чего боишься, с таким-то ножиком? – спросил Рус, указывая на длинный тесак.
– Ага! Тебе тоже понравился? Блестит, как зеркало. Наш Гриня такие ковать не умеет.
– Да неудобный же он! Ни шкуру снять, ни мясо разделать.
– Зато махать им можно, как топором, хрен кто подойдет.
– Вот и маши им перед собой, и двигаемся вперед. Вон, кажется, и первый перекресток.
– Рус, я понимаю, что это грех, но давай решим этот вопрос
Рус на секунду задумался.
– Давай. А вещи?
– Вещи ты понесешь. Мне, как лису, их не унести, – заюлил Коля.
– Вот уж дудки, нашел ишака.
– Я перекидываюсь, а ты тащи. И смотри не отставай.
Николай приуныл, тащить кучу вещей ему не улыбалось.
– Может, все-таки так добежим?
– Бежим-бежим. Трусишка.
– Нашел труса! Да я ядовитых сороконожек голыми руками ловил! Помнишь, что Джокер сказал?
– Он сказал: «Дуракам везет!»
– Сам ты!..
– Под ноги смотри, не отвлекайся! Бежим!
Мы уже легли спать, а я всё еще слышал неспешное бормотание наших стариков.
Хаймович с Николаевичем сидели у костра и вели беседу. После того как Хаймович налил дяде Леве за знакомство, того развезло не хуже Шустрого. И он выдавал на гора всё, о чем у него не спрашивали. Местами, правда, пытался темнить и отвечать уклончиво, но скорее потому, что сам толком не знал ответа, а признаться гордость не позволяла. Самое главное мы у него узнали. Как и предполагал Хаймович, одеждой дед разжился именно на объекте. И не в казарме, где если что и было, то давно сгнило, а в других загадочных помещениях. Дед пугал нас разными опасностями, судя по всему, как реальными, так и несуществующими.
Но раз он их преодолел, значит, и мы осилим. Тем более что по поводу опасностей у меня было свое мнение. Не думаю, что они сильно отличаются от тех, с какими мы столкнулись в подземных лабораториях.
Впрочем, гадать я не стал. Утро вечера мудренее.
Рассказал он еще много чего интересного. Перекидываться и превращаться в разных зверей, оказывается, они могут все поголовно. Только на эту возможность наложено табу. Почему, непонятно? Те, кто табу нарушает, изгоняются из общины навсегда, и в другую общину жить их тоже не принимают. Вот некоторые изгои и живут в одиночестве, другие сбиваются в стаи, как встреченные нами собаки. И не собаки то вовсе, а ворлоки, как именуют их в народе. Опасней их зверей в лесу нет, потому как мстят они людям за свое изгнание. Об этом я, впрочем, и так уже знал от «своей» стаи.
Была еще одна неожиданность. Углядев на тесаке дедовское клеймо «МХ» – Моисей Хаймович, наш новый знакомец перевел его на свой лад. И поинтересовался, откуда Хаймович взял нож легендарного Мухи. Тут Хаймович и поперхнулся, видать косточка от рыбы не туда попала. Тут и закрутилось! Я думал, они подерутся. Хаймович сроду так не орал, с пеной у рта доказывая, что это он сам ковал, а с Мухой был знаком с пеленок.
Дед Лева обзывал его вруном и ворюгой. У одного нож украл, у другого рыбу, понимаете ли! Муху здесь уже давно никто не видел, лет триста как не видел! «Ого!» – подумали мы. А таких врунов и обманщиков, как Хаймович, лет пятьсот точно никто не видел! И если он действительно свой человек, пусть перекинется хоть волком, хоть сусликом в доказательство! На что Хаймович резонно заметил, что превращение ничего не доказывает. А вот то, что он этого сделать не может, как раз и доказывает, что он и есть человек, поскольку раньше люди такой способности не имели. А также Хаймович продемонстрировал все наши тесаки с клеймами, уверяя, что такого количества ножей у Мухи не было и быть не могло, а подарил он ему как-то один.
В общем, кое-как примирившись, старики скрепили свой мир парой глотков из фляжки, и ссора сама собой устаканилась. Помирившись, деды принялись обсуждать разные вещи, нам не интересные. Первым раззевался Косой и ушел спать, за ним потянулись все остальные. Под мерное бормотание я уснул. Сон навалился разом, придавив меня тяжелой медвежьей лапой.
Снились мне люди. Много людей. Множество людей толпилось перед железными воротами, перед бетонным забором, украшенным колючкой. Такие разношерстные, разномастные. Но было в них нечто общее – горе. Люди потерянные, обезумевшие от горя, со стертыми лицами. Они просили, умоляли и требовали. Они просто хотели жить и выжить. Любыми путями и способами выжить.
Но были и другие – в зеленом камуфляже, защитники ворот и забора. Они стояли на вышках. Бледные осунувшиеся лица, понимающие весь трагизм ситуации. Потерявшие не меньше, чем те, перед оградой. Сочувствующие и сопереживающие. Но у них был приказ не пускать.
Вот полетели первые камни через забор. Из бесконечной вереницы машин, скрывающейся за горизонтом, вы ехало несколько автомобилей, и один из них пошел на таран.
Ворота дрогнули, но выстояли. Морда автомобиля смялась в гармошку. Он разъяренно зашипел, исходя паром, и откатился назад, готовясь к новой атаке. Он считал себя правым и не знал, что у тех, у других, был приказ стрелять. Затрещали автоматы.
Крики ужаса заглушали автоматную стрельбу. На смену расстрелянному автомобилю к воротам рванули другие. И они снесли ворота, и те распахнулись. И тогда обезумевшая толпа хлынула бесконечным потоком внутрь, ее ничто не могло остановить. Люди падали, скошенные очередями. На смену им шли другие, наступая на упавших. По еще живым агонизирующим телам топтались вновь прибывшие, чтобы тоже упасть и разделить участь своих предшественников.
До людей в камуфляже добрались. Патронов не хватало. Кто-то не успел перезарядиться, у кого-то заклинило. С перекошенными лицами они дергали бесполезное оружие, но руки уже тянулись к ним. Руки тянули, били и рвали.
Под напором толпы охранники падали и под ногами нападавших превращались в мешки с камуфляжными размывами пятен. Только теперь на них расползались пятна крови. Защитников объекта уничтожили в считаные минуты. Но, когда толпа перешла невидимую границу, сработала автоматика, и в бой вступила последняя линия обороны.
До сих пор скрытые от людских глаз, упрятанные в вышках и стенах зданий, как грибы, повылазили оружейные стволы и тяжело загрохотали, сея смерть и панику. Автоматика не знала жалости. Стальные шмели рассерженно гудели, разрывая человеческие тела, пробивали насквозь, вырывая куски плоти, впивались в следующие, стоящие у них на пути. И продолжали свой полет, врезаясь в стены домов, брызгая бетонной крошкой и кирпичом.
Полегли все. Все, что были на территории объекта. Небольшая группа людей, не успевших попасть в эту мясорубку, развернулась назад. Они убежали в лес. Что с ними стало? Съели ли их дикие звери? Погибли ли они от незримой болезни войны? А может, основали свои деревни и поселения. Не знаю. Но ни один больше никогда не вернулся к объекту № 7844.
Несколько человек в форме все-таки выжили. То ли на КП они прятались, то ли в бункере каком. Их было мало. Шесть или семь. Двое побежали на закрытую площадку, что примыкала к лесу, и потянули маскировочную сеть с зеленой неопознанной махины. Когда сеть сползла на землю, я узнал в открывшемся аппарате вертолет. Трое запрыгнули в него. Винт раскрутился, прижимая к земле траву. Ближайшие сосны в лесу закачались, размахивая ветвями. Вертолет неспешно поднялся и, медленно набирая обороты, пропал за горизонтом. Оставшиеся четверо вели себя странно. Они потерянно и бессмысленно бродили между тел. Старший из них, в годах, потянул фуражку с головы, утер пот, окинул взглядом территорию части и, достав из кобуры пистолет, приставил к виску. Щелк.