Профессионал. Смерть зверя с тонкой кожей
Шрифт:
– Мы знаем, кто у нас объект преференций в настоящий момент? – спросил кто-то.
– Моя разведка доложила мне, – шутливо ответил Армстронг, – что это длинноногая негритяночка с чувством ритма не хуже, чем у тамтама.
– Угу, – добавил Блэйк, ненавидевший оставаться в стороне, когда дело касалось внутренних сплетен, – рта, говорят, не закрывает и способна заглотить жезл регулировщика.
Последовавший за его словами смех убедил Блэйка, что в стороне он не остался, и это доставило ему огромное удовольствие.
Элис, не поднимая головы, сосредоточенно точила и без
Из всех присутствующих не смеялся только старший суперинтендант Шеппард, бесстрастно уставившийся в окно и погруженный в свои мысли.
«Ублюдки, – думал он, – траханые ублюдки из высшего общества. Тратят время на хихиканье и сплетни, как какие-то глупые бабы, когда на свободе разгуливает убийца». Он недолюбливал людей из разведки, полагая, что они властолюбивы, сексуально озабочены и слишком много зарабатывают. Примерно то же самое он думал о политиках и высших чиновниках. Единственные, к кому он хорошо относился, – это были другие полицейские. В сущности, он был небольшого ума в том, что не касалось его работы, которая по большей части состояла в выбивании информации из людей.
– Что вы думаете об Эбботе? – спросил его Бакли.
– Думаю, он сумасшедший.
– Да ну! – вдруг снова неожиданно вмешался Смит.
– Было бы неудивительно, если бы он помешался после всего того, через что ему пришлось пройти, – мягко произнес начальник Департамента, бросая на Смита успокаивающий взгляд.
Смит не любил полицейских.
В этот момент появился министр, одетый так, будто бы только что из оперы, – не то чтобы кто-то хотя на мгновение поверил в то, что он был в театре.
– Прошу простить меня за опоздание, – мягко сказал он. – Никак не мог уйти с одного приема.
– Приема для двоих, – театральным шепотом, но без сомнения, достигшим бы ушей публики на балконе, произнес кто-то.
Министр был коренастым мужчиной средних лет. Его вечерний наряд сидел на нем несколько мешковато и по-клоунски, впрочем, в его жизни случались и более нелепые вещи. У него было лицо профессионального политика: всегда готовое к улыбке, но ничего не упускающее. Он был сыном шахтера и очень этим хвастался, хотя спускался под землю всего один раз с инспекцией, уже будучи членом парламента. Когда-то он был способным мальчиком, его образование оплатили и он получил стипендию. Он далеко пошел, и пошел бы еще дальше. Но вместе с этим он сделал все, чтобы не потерять свой йоркширский акцент, который давал ему возможность говорить так, как говорит народ. При необходимости он мог легко переключиться на притворную йоркширскую манеру.
Теперь политик говорил мягко, почти без следа провинциального акцента или чрезмерной изысканности.
– Кофе с коньяком для министра, Элис, – распорядился начальник Департамента.
– Просто коньяк, пожалуйста.
– Боюсь, это не самая лучшая марка. И у нас нет содовой.
– Мне не нужна содовая.
Он сделал глоток и поставил стакан.
– Откуда это у вас?
– Подарок.
– Это в подарок? – переспросил министр. – Думаю, я все же не откажусь от кофе.
Когда Элис дала ему кофе, он вылил в чашку остатки коньяка и залпом,
– Нет, спасибо, – остановил он Элис, когда она собралась налить ему еще. Он, слегка извиняясь, улыбнулся ей. – Мне это было просто необходимо, – добавил он.
Девушка с любопытством посмотрела на него. Он был одним из тех мужчин, которых ее мать называла французским словом roue – распутник. Но слова «рабочий класс» и «распутник» как-то не складывались у нее в голове в единое целое. В ее представлении roues были утонченными представителями высшего класса с маленькими подбородками, влажными губами, смешно произносящими букву «р» на французский манер.
– Итак, – сказал министр, – что там за слухи про покушение?
– Ах да… – начал начальник.
– Скажу вам откровенно, я нахожу это столь же отвратительным и безбожным, сколь и невероятным. Во-первых, я что, действительно должен поверить в то, что британское правительство планировало убийство? Убийство? Чернокожего?
Судя по его тону, можно было подумать, что все было бы не так ужасно, если б это был хотя бы белый человек.
– Я имею в виду, что убийство – это ведь, как они говорят, не наш метод? Разве не так? Мы действуем политическими средствами.
Начальник Департамента выжидал, не будучи уверенным в том, был ли вопрос риторическим, или министр просто собирался пуститься в свои обычные политические разглагольствования.
– Разве не так? – повторил министр.
Начальник, который тоже умел быть мягким, ответил:
– Ну, конечно, так, господин министр. Конечно, так. Как правило, нет, то есть… Мм, не записывай это, Элис, это не для стенограммы.
Элис отложила карандаш и блокнот.
– Но иногда, господин министр, к счастью, крайне редко, в интересах безопасности государства и международного благополучия и даже в целях поддержания и укрепления мира, становится необходимым… ну, как бы это сказать, удалить противника, устранить, убрать его.
– Но этот парень, он же наш друг. Очень хороший друг.
– Да, – ответил начальник, – сейчас он наш друг. Но два года назад… – Он кивнул Армстронгу, который продолжил:
– Была угроза войны. Еще одного Конго, еще одной Биафры, только потенциально еще более страшной.
– В каком смысле?
– Это поставило бы под угрозу все наше финансовое положение в этом регионе. У нас и нашего бизнеса там завязаны большие деньги.
– Хм, – сказал министр и кивнул, парень из рабочих предместий, он отлично понимал всю важность денежного вопроса.
– А кроме того, – продолжал Армстронг, – это в большой степени открыло бы дорогу туда русским. Помимо человеческих потерь. В основном местных жителей, разумеется.
– Ну, нет худа без добра, – заметил министр, демонстрируя вкус к иронии высшего класса. – А при чем здесь Нжала?
– Он угрожал начать войну.
– Войну? Один?
– При поддержке Советов. Это привлекло бы американцев, потом всех остальных, и один Бог знает, во что бы это все вылилось.
– Ситуация действительно была угрожающей, – добавил начальник. – Поэтому было принято решение пойти на такой… экстренный шаг.