Профессионалы
Шрифт:
Молоденький пастор грозит карой небесной и расплатой по адским счетам. Мол, придут Господни Крочифери в зеленых и голубых беретах и разрушат до фундамента мерзостный Вавилон, рассадник греха и скверны – камня на камне, чтоб духу даже не было.
Пастор, седина, бицепсы, камня на камне… – это уже было тысячи раз. Скучно, – зевает Юрико и успокаивающе почёсывает лепестки мьют-орхидей, возбуждённых обилием в воздухе мух и слепней.
Кое-как девушка продирается через толпу и получает моноцикл – Юрико спешит домой. Стальные желоба подвесных дорог, перекрёстки, вспышки рекламных голограмм. Юрико летит над городом, мимо
Юрико дома. Бабушка, как обычно в это время, на тренировке – на старости лет увлеклась искусством профессора Уэсибы.
Девушка медленно, с удовольствием раздевается. Минут на пятнадцать прячется в душе: контрастные струи воды, вибромассажёр, тёплый воздух фена. Потом Юрико пьёт зелёный чай-тя и для того, чтобы расслабиться после работы, наливает в чашку-тёко сакэ, подогретое до сорока градусов в керамической бутылочки-токкури: как легко, как приятно! – воистину дрожжи и пропаренный рис способны творить настоящие чудеса!
– Степашка?! Ты где?! Иди ко мне, мой малыш! – Юрико ложится в постель и закрывает глаза. Зооморф взбирается на грудь Юрико.
Ну, начали?
Вспышка.
Транс.
Глубокое, насыщенное безумными галлюцинациями погружение в потусторонний мир, в прослойку между реальностью людей и обиталищем богов и нечисти. Расширенными людскими зрачками плотно прижаться к глазам прорицателя, мех щекочет лицо, но это не отвлекает. Расслабиться, долгий вдох, короткий выдох, пульс замедляется, температура тела – красивого женского тела – понижается. И никаких мухоморов и дурмана. Никакой химии и плясок под бубны. Гадание по ладони и кофейной гуще – преданье старины глубокой. Некоторые современные девушки предпочитают узнавать судьбу с помощью сверхсложных генных технологий, весьма, кстати, дорогостоящих.
Холод.
Ночь.
Страх и темнота. И ничего не видно.
…шелест змеиной чешуи знамён, сиплые команды, барабанный бой – издалека, пульсом вен, мышцами сердца вжимаясь в рёбра в поисках защиты и укрытия
…смутные тени – ближе, чётче, мимо – растворяются, колышутся миражами.
…дымка, позёмка. Обломком ножа, арматурным прутом – горящая сакура.
…кто здесь?
…зачем здесь?
Надо вам что?! А?! Отвечайте?!!
Волос – длинный. Нить – шёлковая. Верёвка – крепкая. Колючая проволока удавкой ласкает шею, царапает, кусает. Голоса, умоляют, плачут, заклинают: «Тужься-тужься, милая, тужься, ещё чуть-чуть, ещё немного, ну давай, давай!!..» И кровь везде. Много-много крови: лужи-озёра, алые капли дождя, выбитыми зубами хрустит венозный лёд под шпильками каблуков. И бордовые, почти коричневые, пятна на потолке комнаты – знаки? символы? просто так, для антуража?
И вдруг вместо пятен – пентаграмма.
Смерть?!
Юрико кричит и не слышит голоса. Пожар. Боль. Обугленные тела. Крест, обвитый гнилыми кишками. Топоры, крючья, ржавые гвозди. Цепи на ветру, вянут орхидеи, вплетённые в причёску. Треснувший колокол, бешеная гонка на моноцикле. Удавка? – удушье, угарный газ! Шелест змей – враги, козни, заговор. Барабанный бой – война? Топот тысяч сапог, боевые колонны, разбитые витрины супермаркетов, камуфляжные брюки, хоботы противогазов.
…и тени.
Смеются, рады.
Зло.
Зло.
Монстры – одноглазый и безголовая лошадь.
А вот и милый рядом – его силуэт, его – огонёк, яркий такой, добрый, очень чёткий, правильный. Милый, ты где?! Ты где, милый?! Куда ты?!
– АКИРА!!! СТОЙ!!!
Не слышит феникс: гуляет себе по улице – бродит, курит, улыбается. Ага, в баре пиво пьёт, с кем-то разговаривает. С кем? – злой дух, демон? Мужчина? Женщина?! Нет, всё-таки мужчина… – тогда, возможно, зло и не при чём. Ну же, Степашка, глубже – дальше! – входи в астрал и картинку чётче прорисовывай, а то тени какие-то… Конкретней, пожалуйста, с подробностями! Крупный план сообрази, ну чего ты?!
Вспышка. Внезапная потеря соединения.
Ах, как не вовремя!
Конвульсии, пена изо рта, спазмы желудка.
Боль. Жуткая боль проламывает череп, выдирает волосы, разрывает мышцы и вены.
Истерика! – впиваясь резцами в губы, Юрико выныривает из забытья-видения, сеанс транса досрочно окончен. Зооморф Степашка жалобно скулит, зверёк знает, что принёс плохие вести, он чувствует отчаяние хозяйки, её ужас и недоумение. Носик морфа точно определяет недопустимую концентрации адреналина в крови Юрико. Длинные белые ушки Степашки прижаты к пушистым бокам, глаза закрыты. Предсказатель дрожит. Окрас его медленно меняется: был снежным, становится траурно-чёрным.
– Откуда?! Где?! Почему?! – шепчет Юрико.
Но Степашка не знает ответа, он пытается вжаться в палас, размазаться, исчезнуть.
Полумрак, слабый безжизненный свет галогенового торшера. Юрико поднимается с кровати, шатаясь, бредёт к двери, ногой цепляет и переворачивает пластиковую мисочку – топлёное молоко, излюбленное лакомство зооморфа, растекается желтоватой кляксой и мгновенно прокисает, схватывается сгустками. От кляксы смердит плесенью, но Юрико не чувствует запаха, Юрико вообще ничего не чувствует: сейчас её можно бить, жечь калёным железом – она просто не обратит внимания на подобные мелочи, она спешит, надо успеть – спасти Избранника, выручить из беды, предупредить о грядущем зле.
Успеть!..
Не открывается! Не открывается! – Юрико дёргается, лицо её страшно искажается от напряжения, девушка вцепилась в дверную ручку – и никак, вообще никак: ни туда, ни сюда, ни на миллиметр, мёртво.
Смерть.
Нет!
Успеть!
Юрико бьётся молодым упругим телом о пластик двери, рыдает, кричит, умоляет:
– Пусти! Пусти! Ну, пусти же!
Окно. Можно выбить окно. Взять стул и разнести вдребезги толстое стекло. Юрико твёрдо знает: у неё получится, она уверена, что сможет выбраться на карниз – подумаешь, всего сорок восьмой этаж! – и пройти по узкой полосе бетона до балкона, а оттуда залезть в соседнюю комнату.
Юрико уверена, она сможет. Она хватает офисный стул, эргономичное чудо дизайнерского искусства и замахивается, но… – неожиданно стул становится неимоверно тяжёлым, весом в тонну, в две, в три – стул с грохотом падает на пол.
Паутина.
Красная паутина колышется сеткой в пролёте окна.
Зло.
Степашка заунывно воет, Юрико по максимуму активирует все татуировки-обереги: тело её светится голубыми рисунками-узорами, древними символами и знаками силы. От такого напора добра зло должно исчезнуть, рассыпаться в прах, уйти обратно в преисподнюю – убежать, улететь, уползти.