Профессионалы
Шрифт:
Тут Варвара хлопнула себя по лбу.
— А, я вспомнила! Это же его племянница из провинции. Родители просили присмотреть за ней, девочка попала в не очень удачную компанию, надо было провести с ней беседу разъяснительную, — объяснила она с кривой улыбкой. — Сколько ей лет по виду было?
— Да не разберешь. Может двадцать, а если краску всю смыть, то и восемнадцать окажется.
— Да-да, это она. Видите, какая молодежь пошла!
— Не то что ваша Машенька, — подхватила консьержка. — Все время с книжками бегает. Да и друзья у нее такие мальчики-девочки приличные, все о чем-то умном говорят.
Войдя в пустую квартиру, Варвара села на пуфик в прихожей и долго не могла пошевелить ни рукой, ни ногой от шока. Неужели это все с ней происходит?! Разумеется, то, что она сказала только что консьержке, было чистейшей воды импровизацией.
Итак, что же получается? Они женаты уже семнадцать лет. Понятно, что все мужики рано или поздно загуливают на стороне, но привести какую-то малолетнюю шлюху домой?! Можно подумать, у
Сняв пальто и костюм, она с присущей ей аккуратностью развесила одежду в гардеробной, взяла настоящее японское кимоно из черного шелка с причудливой вышивкой и зашла в ванную. Горячая ванна с гидромассажем всегда ее успокаивала, к тому же под шум воды можно было рыдать, никого не стесняясь. Если дочь или муж придут раньше времени, они ничего не услышат. Что же ей делать? Что теперь делать? Ей тридцать восемь лет, у нее был муж, в котором она была уверена. Замуж выскочила на последнем курсе и ужасно собой гордилась. Не за какого-то там студентика-аспирантика, а за солидного мужчину с биографией и хорошей работой. Никаких распределений в Тмутаракань, никаких мыканий по общежитиям или проживания всем колхозом в маленькой квартире. Никаких родственников или соседей за стенкой, подслушивающих, как молодые занимаются любовью. Ужас! Этого не удалось миновать практически никому из ее подруг. Ей все страшно завидовали. Она же после роскошной свадьбы в «Метрополе» и свадебного путешествия в Венецию (Венецию, с ума сойти, все подруги обзавидовались!) сразу вселилась в четырехкомнатную квартиру мужа на Третьяковке. Немного, правда, огорчало тогда, что обстановка осталась от первой жены Валентина Петровича, которая, не дожив и до сорока лет, сгорела от рака. Впрочем, Кольцов никогда не донимал ее воспоминаниями о первом браке, а квартирку она со временем переоформила по своему вкусу. К рождению дочери они сделали чуть ли не капитальный ремонт, и только кабинет мужа остался в неприкосновенности.
Нельзя сказать, что Варя в свои неполные двадцать два года была без памяти влюблена в импозантного инструктора ЦК. Скорее ей льстило внимание зрелого мужчины, нравились его ухаживания и щедрые подарки. В советское время браки с большой разницей в возрасте не были столь популярны, как сейчас, когда мужчины стали жениться на юных красотках, иной раз годящихся им во внучки. Но и тогда то, что будущий муж старше ее на шестнадцать лет, представлялось Варе дополнительным преимуществом. Для молодой девушки Варвара была весьма рациональна и прагматична. Советская романтика — с милым и в шалаше рай — ее никогда не трогала. Напротив, Варвару искренне удивляло, как можно выходить замуж, не говоря уже о том, чтобы рожать детей, когда нет ни квартиры, ни нормальной зарплаты, ни реальных перспектив на будущее.
Будучи девушкой честолюбивой и энергичной, она успела в студенческие годы потереться по редакциям газет и журналов. Оказалось, что заработокжур-налиста не слишком надежен. К тому же зависеть полностью от редактора, который часто был не семи пядей во лбу, вообще неприятно для человека, по характеру независимого и уважающего себя. Также Варя понимала, что женщине, тем более имеющей ребенка, достаточно трудно заниматься серьезной журналистикой с длительными командировками или расследованиями. В стране в разгаре была эпоха гласности, все упивались газетными разоблачениями, но такой бум не мог продолжаться бесконечно. По натуре Варя была консерватором, поэтому романтика революционных ниспровержений старых кумиров не слишком ее вдохновляла. Она привыкла, что Володя Ульянов — это такой златокудрый мальчик, с которого надо брать пример, и хотя умом понимала реальное значение личности Ленина для русской истории, в душе вовсе не торопилась отказываться от легенд своего детства. Даже о Брежневе она сохранила самые теплые воспоминания, он ей представлялся этаким советским Дедом Морозом. Как-то раз, когда Вареньке было года четыре, она под Новый год серьезно приболела и не могла пойти на праздник вместе со всеми детьми. В памяти сохранилось воспоминание: Варя лежит в своей кроватке, на тумбочке огромная ваза с шоколадными зайцами, мандаринами, конфетами в ярких фантиках, и дедушка Брежнев поздравляет ее с праздником.
Итак, становиться унылой домохозяйкой при высокопоставленном муже ей тоже не слишком хотелось. Кольцов в их конфетно-буфетный период с большим интересом и даже некоторым умилением выслушивал Барину болтовню о жизни редакций, ему нравилось, что у девушки есть свои профессиональные интересы и амбиции. Видимо, медленное угасание первой жены оставило тяжелый осадок в его душе, и энтузиазм молоденькой студентки вносил приятное разнообразие в его жизнь. В конце концов Варя нашла наиболее подходящий для себя вариант: поступила в аспирантуру, начала работу над диссертацией и писала как корреспондент-внештатник в парочку изданий, с которыми установила отношения еще во время журфаковской практики. Ее карьера в университете развивалась довольно динамично: в то время из академической сферы все способные и толковые люди постепенно стали перетекать в коммерцию, так что оставшимся уже никто не чинил препоны.
Первую годовщину свадьбы они отметили в Париже. На Эйфелевой башне Варя почувствовала дурноту и с трудом спустилась к подножию. Их экскурсионная программа была немного подпорчена утренними недомоганиями Варвары, но вскоре, обнаружив, что это связано с наступившей беременностью, оба были безмерно счастливы. Валентину тогда было уже под сорок, это был его первый долгожданный ребенок, и он смотрел на дочку, как на чудо природы. Варя практически не ощутила тягот материнства, благо муж постарался обеспечить всем необходимым — от памперсов, которые еще не были известны в Союзе, до персонального врача, который приезжал к ребенку по вызову хоть среди ночи. Впрочем, девочка росла здоровенькой, не беспокоя родителей болезнями. Когда Машке исполнилось три года, Варвара уже защитила кандидатскую. Единственным побочным эффектом столь идиллической семейной жизни стало то, что Варя растеряла всех своих подруг. Девчонки мыкались со своими инфантильными мужьями-ровесниками, которых страшили наступающие перемены в обществе. В институтах шли сокращения, непрактичные интеллектуалы мало где требовались, а перейти на работу к кооператорам мало кому позволяла гордость. Благополучие Варвары было как бельмо на глазу, и она оказалась в своеобразном вакууме. С другой стороны, в кругу мужа ее тоже принимали с некоторой настороженностью: коллеги-мужчины завидовали тому, что Кольцов мог себе позволить молодую жену, не влезая в скандальные истории с разводами, а с их женами, напыщенными и самодовольными номенклатурными тетками, она тем более с трудом находила общий язык. Что ж, за все нужно платить, тем более в России, где умение самозабвенно завидовать — чуть ли не черта национального характера.
С Варварой осталась только преданная Шура, с которой она дружила еще с начальной школы. Шурка была девицей из обычной неблагополучной семьи. Отец выпивал, мать работала уборщицей в их школе. Собственно говоря, если бы сердобольная директриса элитной французской спецшколы не сжалилась над Шуркиной мамой, девчонку никогда бы не приняли учиться в блатную школу. Бедняжку чуть не заклевали зловредные соученики, но та прибилась к Варваре, к которой все относились с уважением, и от нее отстали. Варе льстило, что неказистая девчонка смотрит на нее с обожанием, и эта дружба сохранилась и во взрослой жизни. Кое-чего Шурке после школы удалось добиться: не без помощи Варвары та поступила в какой-то непрестижный институт на заочное, устроилась на работу лаборанткой в НИИ, даже каким-то чудом выбила себе комнатенку в коммуналке. Оторвавшись от своих родителей, Шурка словно выполнила главную задачу своей жизни и больше ни к чему не стремилась. Даже замуж она так и не вышла.
Варвара пыталась ее вразумить на этот счет, вдохновленная своей счастливой замужней жизнью.
— Шурка, давай тебе парня найдем хорошего? А то что ты сидишь одна в своей коммуналке?
— Ой, Варенька, зачем мне это надо? Мужика на себе всю жизнь тащить?
— Найдем такого, которого не надо никуда тащить. Неужели во всей стране не найдется приличного молодого человека?
— Варя, ты жила как у Христа за пазухой всю жизнь. Ты же журналист, неужели тебе неизвестно, что полстраны баб на себе все тянут? И семью, и детей сопливых, и мужиков, пьющих к тому же. Ты подумай, если вдруг какие-то трудности с деньгами возникли и детей кормить не на что, женщина что сделает? В лепешку разобьется, но найдет способ заработать. А мужики у нас только руками разводят и пьют пиво на диване. Так объясни, зачем мне это надо?
— Ну все-таки одной как-то грустно, наверное?
— Вот еще! Одной хорошо. Никому носки стирать не надо, никто по пьяни не буянит. Я в своей комнатке сама себе хозяйка. А если б замуж вышла? Сменяли бы мы с мужем всю жилплощадь в одну квартиру. Больше однокомнатной в нормальном доме или двухкомнатной в хрущевке вряд ли бы получилось. А если кошка какая между нами пробежала? Обратно уже не разъедешься, терпеть друг друга невыносимо. Нет уж, спасибо, мне и так хорошо.
Почему именно сейчас Варвара вспомнила давний разговор, ей самой осталось непонятно. Но, вспомнив подругу, довольную весьма скромными условиями жизни, ей почему-то своя личная драма показалась не столь трагичной. Горячая вода с ароматной пеной действовала расслабляюще, рыдания постепенно стихли. Теперь надо выпить валерьянки, а лучше чего-нибудь покрепче, и как следует обмозговать ситуацию. Варя встала под прохладный душ, потом завернулась в махровую простыню и смазала лицо питательным кремом «Виши». Вот уже и на человека похожа. Переодевшись в кимоно, она вышла из ванной и пошла искать в мужниных запасах что-нибудь выпить. Валентин Петрович гордился содержимым своего бара, собирая элитные вина и дорогие коньяки по всему свету. Из каждой заграничной командировки он привозил что-нибудь новенькое. Ага, вот «Хеннеси» ХО 1973 года. Годится. Муж, конечно, может рассердиться, наверняка берег эту бутылку к какому-нибудь мальчишнику или к приему важных персон, но и у нее на данный момент оснований для недовольства более чем достаточно.