Профессия – первая леди
Шрифт:
– Ладно, выбирайте кого-нибудь поинтереснее, – сказала я.
До того как появиться в гелестудии, я заглянула в больницу к старику Подтягичу. Гамаюн медленно выздоравливал – старче лежал в палате, которую делил вместе с тремя такими же, как и он сам, жертвами инфаркта.
– Ты подумай, Фима, – плакался он мне в жилетку, – они ничего обо мне не знают. Говорю им, что я сам Гамаюн Подтягич, а они не читали ни одного моего романа!
Я не стала просвещать Подтягича по поводу того, что его нудные тысячестраничные талмуды никто, кроме него самого, и не читал – в школе их проходили отрывками, а когда я училась в университете (и
До того, как я посетила старика в больнице, мне удалось тщательным образом осмотреть его дачу. После обнаружения остатков клеенки, в которую были запакованы останки Татианы Шепель, Гамаюн был первым кандидатом в убийцы.
Подтягич пожаловался на плохое обслуживание, на грубость медперсонала и черствость детей и внуков. Я попыталась вывести разговор на нужную мне тему.
– Гамаюн Мудрославович, – сказала я, – наверняка в свое время к вам поклонницы так и липли?
Подтягич выпятил грудь колесом и солидно произнес:
– Было дело, Фима. Тогдашнее молодое поколение уважало истинный талант. Не то что сейчас!
– Вы же говорили, что у вас великолепная память, – продолжала я заманивать старика в ловушку.
Тот самодовольно подтвердил и этот факт.
– А не помните ли вы некую Татиану Шепель? – нанесла я коронный удар.
Мне показалось, что в глазах старика мелькнул ужас, Подтягич потер грудь и проквакал:
– Утомила ты меня разговорами, Фима. Пора мне отдохнуть!
– Все мы отдохнем в свое время, – заметила я задумчиво.
Подтягич судорожно сглотнул и словно невзначай спросил:
– А с чего ты интересуешься этой самой… Татианой Шепель?
– Это та самая девушка, чей труп нашли у меня на даче, – ответила я.
Гамаюн откинулся на подушки и капризно провозгласил:
– Фима, нашла о чем говорить! Пришла к тяжело больному человеку, а беседуешь о преступлениях!
Мне не удалось выжать из Подтягича ни слова о Татиане Шепель. И все же… такое впечатление, что старче о чем-то умалчивает. Понимаю – не каяться же ему мне в совершенном едва ли не четверть века назад убийстве.
Затем я поехала в гелестудию. В качестве гостя «Ярмарки» редактор предложил «адекватную замену».
– И кто это такой? – бушевала я, когда мне положили тонюсенькое досье на моего гостя. – Архюп Легкий, якобы даже писатель, вроде автор двадцати шести авантюрно-криминальных романов, будто бы знаток женской психологии? Вы что, никого лучше найти не могли? Пригласили бы проворовавшегося министра, что ли…
– Серафима Ильинична, – пододвигая пепельницу, успокаивали меня режиссер и редактор. – Что вам стоит проявить свое великодушие! Он молодой писатель, ему требуется раскрутка…
– Не такой уж молодой и уж точно не писатель, – сказала я, отпихивая от себя несколько книжек в яркой обложке, сочинений этого самого Архюпа Легкого. – Раскрутка ему, видите ли, нужна! А кому она не нужна? Попробуй без нее стань тут знаменитым! У меня элитарная передача, а вы подсовываете мне всяких головастиков! Нет такого пустого писателя, который не нашел бы подобного себе читателя! Прав был старик Цицерон: «O tempora! O mores! [5] »
Читала я как-то на досуге этого Архюпа, чуть было не прослезилась, душевно пишет, подлец, но сотрудникам программы знать об этом не обязательно.
5
О времена! О нравы! (лат.)
Через двадцать минут, позволив себя уговорить, я сказала:
– Ну хорошо, но подобная самодеятельность в последний раз! Зовите кого-нибудь в подходящей весовой категории… литературной я имею в виду!
И мой палец уперся в фотографию тощего писателя в модных полукруглых очочках. Режиссер вздохнул с облегчением, дрожащего автора двадцати шести авантюрно-криминальных романов отконвоировали в мой кабинет.
– Ну, ну, – процедила я, попивая кофе и пуская в потолок кольца дыма. – Бонжур, шер ами! [6]
6
Добрый день, милый друг! (фр.)
Писатель, оробев, развернулся, чтобы ретироваться, но я остановила его зычным окриком:
– Куда же вы, господин Горький… Жидкий.. То есть Легкий… Вы что, по-французски не гутарите? Давайте же знакомиться! Может быть, вы не в курсе, молодой человек, но меня зовут Серафима Гиппиус.
Писатель протянул мне дрожащую влажную ладошку. Я презрительно посмотрела на Архюпа, он смутился, покраснел, затем побелел и увял, как вчерашний салат. Ручонка повисла в воздухе, создатель авантюрно-криминальных детективов не знал, как себя вести.
– Книжки, значит, пишете, – произнесла я замогильным тоном, стряхивая пепел мимо пепельницы на полированный стол. – И их даже печатают. Мои соболезнования… Красивые книжки, такие не только почитать, но даже и на полку поставить для увеселения интерьерчика можно. Ну, ну, посмотрим, посмотрим…
Приободрив таким образом своего гостя, я доверила свое лицо гримерам. Наконец началась запись «Ярмарки тщеславия». Нервный Архюп, заикаясь, пытался подыскать ответы на мои коварные вопросы, непрерывно потел и усердно чесался под юпитерами. Додавливая беднягу, я раздумывала о том, кто же является убийцей Татианы.
Под конец программы несчастный, вконец удрученный моей кровожадностью, перевернул стакан с водой и, не зная, что делать, посмотрел на меня. Архюп напомнил мне Васисуалия Лоханкина после бегства от перелыгинских собак. Такая же невыразимая боль в глазах. Мне стало немного его жаль, поэтому на пятидесятой минуте программы я прикончила распинающегося о своем необычайном литературном даровании и сенсационном новом романе Архюпа Легкого финальным вопросом:
– Так чем, вы говорите, занимаетесь, голубчик, а то, извините, я запамятовала?