Профессия: ведьма (Тетралогия)
Шрифт:
– Не засорять, а тренировать. Учи-учи, не отвлекайся. И набрось рубашку, у тебя уже плечи обгорели.
– Серьезно? Пока не чувствую. Погоди, полежу в купальнике еще пару минут, пусть загар возьмется покрепче. Мало ли какое лето выдастся, в прошлом году хорошего солнца вообще не было, так и ходила бледная, как вампир... то есть немочь.
Бледным Лёна не посмел бы назвать самый лютый недоброжелатель. Загар ложился на его кожу ровнее патоки, вампиру не приходилось прилагать для этого никаких усилий вроде многочасового лежания на пляже с натиранием специальными кремами.
– Итак, начнем. Я буду называть дату, а ты – всесторонне
– М-м-м... Теория овеществления желаний?
– Да. Ты подсматриваешь. Закрой конспект. О, леший бы его побрал!
Я бы не возражала, если бы леший побрал не только конспект, но и свитки, гремуары, экзамены, Школу, да и Лёна в придачу.
– Кайел идет, – пояснил вампир, вскакивая на ноги и торопливо отряхивая песок с груди и штанов. – Меня здесь нет! Не было и не будет.
– Ладно, – проворчала я, втайне радуясь нежданной передышке. Впрочем, довольно сомнительной передышке. Кайел был нашей общей головной болью. Во-первых, он считал Лёна чем-то вроде своей записной книжки и консультанта по жизненно неважным вопросам, преследуя Повелителя, как голодный слепень. Во-вторых, твердо верил, что умирает от страшной болезни, вот только никак не мог определиться от какой. Разочаровавшись в Келле (несдержанная Травница, доведенная нытьем профессионального больного до белого каления, высказала симулянту все, что о нем думает, смертельно оскорбив несчастного страдальца), Кайел переключился на меня. Все свои каникулы и преддипломную практику я просидела в Догеве, собирая материал по свойствам уникального природно-магического явления, так называемого “эффекта черновика”, попутно совершенствуясь во врачевании на страждущих добровольцах (с ведома Лёна и Келлы; последняя охотно поручала мне несложные операции вроде заговора прыщей и с еще большей радостью свалила на меня Кайела). Этот относительно молодой вампир (лет сто восемьдесят – двести) выглядел на все тридцать и, по нашему общему с Келлой мнению, был здоров как бык. Тем не менее я добросовестно осматривала его по любому поводу, честно пытаясь отыскать в крепком, упитанном теле зловещие признаки надвигающейся кончины, но тщетно. Брюшной тиф, чахотка, инфаркт, столбняк и гангрена моментально отступали, стоило мне убедить Кайела, что они проявляются совсем иначе. Он верил, но недолго. Уже через два-три дня он обнаруживал в себе новые симптомы и, стеная, бежал ко мне, твердо веря, что одна я могу спасти его от неминуемой гибели.
Лёну приходилось еще хуже. Единственной официально признанной болезнью Кайела был склероз. Самое удивительное, Кайел игнорировал диагноз и возмущенно отказывался от Келлиных эликсиров, улучшающих память.
Первое упоминание о Кайеле относилось к осени позапрошлого года, когда Лён, издалека почуяв очередного просителя, идущего к Дому Совещаний, подхватился с кресла и совсем уж не по-повелительски выскочил в распахнутое окно.
– Надоел мне этот тип хуже горькой редьки, – жаловался потом Лён. – Дня без Повелителя прожить не может. Вчера тоже приходил... в расстроенных чувствах. Хомут у него пропал. Вернее, загулял парень вечерком и не помнит, где распрягал лошадь. А мне копайся в его подсознании, перерывай грязное белье. Тягается с разной ерундой, вместо того чтобы поискать получше... – раздраженно добавил он.
– Нашелся хомут?
– Нашелся. Он его под печь засунул.
– Вот уж где не подумала бы искать. Не ерунди, надо относиться к жизни проще, а не то к двумстам годам превратишься в настоящего упыря – ехидного, злющего, занудного и вредного. Если уж этот мужик... то есть вампир... набрался храбрости и пришел к тебе, значит, для него этот хомут как сын родной. Может, это тещин подарок на свадьбу. Пожалей бедолагу, пусть найдет свой хомут и возрадуется!
– Так он в следующий раз вконец обнаглеет и пошлет меня топор искать! – пуще того распалился Лён.
– Может, постыдится?
– Держи карман шире!
Ох, не знала я, за кого заступаюсь! Топор, портки, кадушка, странные звуки на чердаке, ночные отлучки старшей дочери, косой взгляд соседа, невсхожесть позапрошлогодних семян огурцов, приснившийся гроб, утонувшая (или всплывшая) в колодце кадка, карканье вороны под окном, бульканье в левом подреберье при надавливании, – все это мы с Лёном должны были осмотреть, истолковать, дать совет и так далее и тому подобное. Неудивительно, что Повелитель шарахался от ретивого подданного, как от моровой язвы.
Укрыться от Кайела в Догеве, как, впрочем, и от любого вампира, было невозможно. Он чуял меня за версту, как стервятник – павшую корову. Если Лён или Келла, вовремя приметив Кайела, могли (что и делали) шмыгнуть в кусты и затаиться, то мне оставалось только скрипеть зубами, через силу выдавливая вежливое приветствие.
– Доброе утро, Кайел, – как можно небрежнее бросила я, делая вид, что всецело поглощена учебой.
– Кому доброе – кому, быть может, последнее, – уныло, в своем репертуаре протянул Кайел, останавливаясь возле меня и заслоняя солнце. – Ты Повелителя не видела?
– Нет, не было и не будет, – заученно отбарабанила я, переворачивая страницу. Горький опыт подсказывал мне – так просто от Кайела не отвязаться. Горький опыт был прав. Кайел не уходил, выразительно сопя над моим плечом. Ни в коем случае нельзя было задавать ему никаких вопросов, особенно интересоваться здоровьем. В противном случае вы уже не смогли бы уклониться от подробного описания заполненного страданиями дня и такой же ночи.
– Что-то я себя неважно чувствую, – начал Кайел, так и не дождавшись от меня возобновления разговора.
Я ничуть не удивилась. Это была его дежурная фраза. Внутренне сжавшись от предчувствия неизбежного, я молчала, как гном на допросе. Сколько крови мне попортил этот “умирающий” вампир, не передать.
– Голова что-то кружится... Сердце громко стучит. И в глазах темнеет... – продолжал Кайел, заметно воодушевляясь и делая неизменный логический вывод: – Видно, смерть моя пришла.
– По-моему, с прошлого лета она и не уходила.
– Как тебе не стыдно шутить над такими вещами! – неподдельно возмутился Кайел. – Бессердечные вы, люди, безжалостные. Нет в вас сострадания к ближнему. Умри я у тебя на глазах – и то не заплачешь.
– Не заплачу, – подтвердила я. – Кайел, вы меня переживете. Ну что вы опять выдумали? Сколько у вас голова кружится? Минут десять?
– Час, – гордо поправил меня вампир. – С утра нормально себя чувствовал, до обеда – тоже, а как закончил сажать картошку, разогнулся, – так и повело...
Я чуть не застонала от злости.
– Кайел, вы просто перегрелись на солнце. Посидите в теньке, выпейте стакан воды, и ваша смерть уйдет несолоно хлебавши.