Профессия: ведьма (Тетралогия)
Шрифт:
Все-таки пожалел ее, вынес на траву. Вскочили мы на коней, поскакали дальше.
Волчок язык высунул, едва за нами поспевает:
– Вахрамей не дурак, узнает про лес в неурочном месте и завернет дружину!
– Еще один вещун выискался!
Едва пять верст одолели, опять ворон знак подает: нагоняет нас дружина вахрамеевская, ковров вполовину прибавилось…
Обернул я коней озером, себя с побратимами – карасями златоперыми, собаку камнем, ворона малым зябликом, Алену – кустом ракитовым.
Примчалась
Зяблик им вслед:
– Наша взяла! Не к добру! Кар-р-р, кар-р-р!
Только Алена не рада – стоит, руки растопыривши, парни со смеху покатываются.
– Ну Сема!!!
– Вон ручеек в траве журчит, мы обождем…
– Ты нарочно!!!
– Окстись, царевна, кто ж мог такое подумать?!
Не поверила-таки Алена, вздыхает:
– Ох и злопамятный же ты, Сема… Ну хочешь, прощения у тебя попрошу?
– Ну попроси, попробуй, а мы послушаем, – подсмеиваюсь я. – А там сообща решим, казнить али миловать.
Фыркнула Алена обидчиво, отвернулась, руки на груди переплела. Потом все-таки одумалась:
– Ну Сема, ну прости… пожалуйста…
– Вот то-то же!
Только на коней садиться – лягушка выше травы скачет-поспешает, квакает истошно, чтобы приметили. Наклонился Муромец с коня, подхватил царевну прыгучую, к груди прижал, расцеловал на радостях – глядь, Любуша у него на коленях сидит, улыбается застенчиво.
У нас глаза на лоб полезли, Вранко крыльями хлопнул, чуть с плеча моего не свалился:
– Глянь-кось, что любовь с лягушками делает! Не к добру!!! Кар-р-р! Кар-р-р!
Чудеса чудесами, а мешкать не след. Погнали мы коней во весь дух, еще семь верст отмахать успели – приметил что-то ворон, над головами низенько пронесся, ветром обдал:
– Настигает нас воинство летучее, числом вдвое против прежнего, впереди сам Вахрамей летит, сабелькой машет! Кажись, недоволен чем-то… Не к добру!!! Кар-р-р, кар-р-р!
Побледнела Алена:
– Ох, Сема, против батюшки моего колдовать без толку, он давно смекнул, что у Кощея и сын не лыком шит, а царство свое до последней кочки знает. Лес пожжет, озеро потравит, всякого, кто на пути встретится, на куски порубит…
Мне так и так не до колдовства – отдохнуть от него надобно, сил поднабраться. Чары наводить – что камни воротить, каков бы ни был силач, а рано или поздно умается.
Подлетела дружина на выстрел, давай стрелами сыпать! Алена ойкает, к моей спине прижимается, из тулупа с цветочком три охвостья черных торчат. Соловьеву коню ухо навылет пробило, хоть ты серьгу вдевай. Муромец стрелу из плеча вырвал, назад отправил:
– Нам чужого не надобно, лови обратно!
Изловил кто-то, камнем наземь рухнул.
Вспомнил я про платочек матушкин, по карманам похлопал – сыскал, не дюже чистый – и когда только успел приложиться?! Приотстал я, махнул позади себе платком – разыгрался ветер полночный, холодный да вьюжистый, ковры назад сносит. Со стражников так шапки и посыпались, Вахрамей едва корону придержать успел. Идут ковры против ветра не шибче коней, стали мы в отрыв уходить. Царь вслед кричит-надрывается:
– Сема, верни дочь! Верни добром, а то худом возьму! Пошто она тебе сдалась, язва эдакая, ни рожи ни кожи? Хошь, я тебе взамен десять девок на выбор дам?
– Нам Алена не девка, а подруга боевая, вот с бою и выдадим!
– Будет вам бой! – обещает царь, кулаком потрясая. Нырнуло летучее воинство под ветер, у самой земли пошло, опять нагоняет.
Махнул я платком – откуда ни возьмись, поднялся лес дремучий: ни пешему пройти, ни конному проехать. Ковру тем паче не пролететь. Не поспели все ковры вверх уйти, так на стволах и развесились. Красивые у Алены ковры выходят, яркие да цветастые, и без подъемной силы спрос иметь будут.
Вахрамей первым летел, первым к березе и приложился. Висит на суку, ногами дрыгает, требует спасать свое величество сей же час. Пока царя снимали, корону в траве густой искали, мы еще пять верст проскакать успели.
Уменьшилось воинство, да не отступилось. Вахрамей, видим, на всякий случай в середину затесался, расхотел дружину возглавлять. Не помогло: махнул я платком в третий раз – сгустились тучи черные, отворились хляби небесные, дождь как из ведра хлынул. Намокли ковры, отяжелели, вниз пошли. Хочешь не хочешь, пришлось погоне привал делать. Дружинники ковры выкручивают, Вахрамей вокруг бегает, бранится-поторапливает.
Немного уже осталось – вдали черный свод без опор показался, выход из царства навьего. Спохватился Соловей:
– А как же стража при выезде?
– Конями сметем!
Выскакиваем к горочке, а там не пяток дружинников пеших, а десять пятков конных! С ночного разбою возвращаются, узлы с добром везут, у переднего поперек седла – девка визжащая, руками-ногами колотит. Увидали нас – луки вскинули. Девка на всякий случай потерю чувств изобразила.
Осадили мы коней, только земля из-под копыт брызнула.
– Глянь-кось, родственнички вахрамеевские! – говорит старшой с расстановочкой. – Куда это вы ни свет ни заря поспешаете?
Ляпнул я первое, что в голову пришло:
– Не спится что-то, решили в чистом поле с ветерком покататься.
– Будет вам ветерок, вон летит уже!
Тут и Вахрамей подоспел. Увидал, что бежать нам некуда, придержал ковер, с величием неспешным на землю опустился, прочее воинство в небе клином журавлиным выстроилось.
Соступил царь с ковра, повел речь грозную: