Профессорятник

Гладкий Юрий Никифорович

Эта оригинальная мысль была бы более креативной, действуй дядя Сеня в свободном рыночном пространстве, поскольку, кроме головной боли, советские эскулапы в те времена не могли извлечь абсолютно никакой выгоды из студенческих пирожков, многократно обжаривавшихся в неиссякаемой маргариновой среде. (Это теперь продвинутым кулинарам ясно, что коварство маргарина обязано высокому содержанию трансжиров, для переработки которых человеческий организм просто не имеет в своем арсенале необходимых ферментов, а в те времена на таких пирожках выросло не одно поколение советских студентов-язвенников).

В действительности же наиболее узнаваемой фигурой в те, уже далекие годы состоял совсем другой человек. Он был неформатен и не влезал ни в

какие рамки, но его популярность среди студенческой братии, можно сказать, зашкаливала. Того же ректора учебного заведения Боборыкина многие студенты знать не знали ни в лицо, ни по имени, директора же студенческого клуба Андроника Асатуровича Ахаяна (или попросту: Андрея Андреича) узнавал практически каждый. Кинозвездой и секс-символом, вроде Делона, он, конечно же, не выглядел, скорее наоборот — ростом и торсом не вышел, одевался небрежно, да и брился-то не каждое утро. И, тем не менее, этот удивительный человек стал известен не одному поколению студентов-герценовцев.

Чем он брал, спросите? Уж, конечно, не тем, что рекомендацию в партию ему давал сам Фадеев, что он еще в середине 20-х годов стал членом Ассоциации пролетарских писателей на Северном Кавказе (кажется в Армавире), что был заслуженным работником культуры РСФСР и т. д. Об этих вещах он никогда не распространялся, равно как и о том, что его зарплата, как директора, составляла где-то 75 целковых в месяц (поскольку штатное расписание института вообще не предполагало подобной должности), и основным добытчиком в семье была жена — Тамара Константиновна Ахаян (Штольц) — доцент, а затем известный профессор-педагог. Скромнейший из скромнейших, он был из тех, кто грезил ...пионерским счастьем и пролетарской дружбой.

А брал Андроник Асатурович студенческим клубом, который был в его времена настоящей «меккой» для студентов, о чем нынешнее поколение герценовцев может только мечтать. Он не занимался показухой, а реально организовывал досуг молодых людей, заботился о духовном их развитии, как бы окормляя студентов, тем более что многие тогда приезжали из глухих деревень (кстати, на третьем этаже главного корпуса в те времена располагалось общежитие факультета народов Севера). Он как бы невольно разделял в душе пафос одной блатной советской песенки тех лет: «много у нас диковин, каждый чувак Бетховен», поскольку всячески вовлекал ребят в многочисленные клубные студии, академический хор и т. д.

Особой популярностью пользовались танцевальные вечера, которые регулярно устраивались в так называемом «голубом зале» — узком и длинном помещении-коридоре (кем-то по недоразумению превращенным сегодня в одноплоскостной конференц-зал — об атмосфере демократии в подобном зале, где люди могут видеть лишь затылки впереди сидящих, можно практически забыть). Кстати, руководителями студий тогда были весьма талантливые артисты ленинградских театров, которым автор, будучи официально оформленным работником клуба (фактически, помощником директора), выдавал ключи от студий и, разумеется, не упускал возможности лишний раз пообщаться.

Однако студии и танцевальные вечера могли «поглотить» далеко не всех студентов. Подлинным «хобби» Андроника Асатуровича стала организация упоительных вечеров встреч со знаменитыми людьми Советского Союза — деятелями искусства, литературы, науки, спорта, армии и флота. В такие дни вместительный колонный зал клуба (с балконом) штурмовали сотни, если не «тыщи» студентов, жаждавшие стать непосредственными участниками общения со знаменитостями. В те времена живое общение ценилось еще и потому, что телевизор для многих студентов был своего рода роскошью. По долгу службы, автору посчастливилось встречать с цветами (а иногда и сопровождать) многих знаменитостей — И. Эренбурга, М. Шагинян, А. Хачатуряна, В. Соловьева-Седого, Н. Черкасова, Е. Лебедева, М. Дудина, Л. Хаустова и др.

Но, не станем далеко уходить от заявленного жанра. Уж если наша задача — концентрировать внимание на юморе и приколах, то вначале опишем обстоятельства, способствовавшие знакомству с Андреем Андреевичем.

А история приключилась, действительно, презабавная. Студенты-географы второго курса, понятное дело, еле-еле сводившие концы с концами и экономившие буквально на всем, включая еду, «зайцами», но весело, с гитарой, возвращались электричкой в Ленинград со своей геостанции «Железо», и, на свою голову, всей оравой угодили под облаву контролеров. Одна примерная барышня, трусиха, опрометчиво предъявившая ревизору свой студенческий билет (ей потом всыпали по полной!), тут же была подвергнута штрафной санкции. У остальных, естественно, ни студенческих билетов, ни денег с собой, якобы, не оказалось. Поэтому им строго повелели назвать свои фамилии, с тем, чтобы занести в реестр, а затем отправить соответствующую «ксиву» по месту учебы.

И вскорости такая «ксива» оказалась на столе ректора, но вот только среди «зайцев» красовались больно уж странные фамилии ...самого ректора, проректора, декана факультета, преподавателей, а также Андрея Андреевича Ахаяна. К сожалению, инициатора этой подставы, благодаря струсившей студентке, быстро вычислили, и на некоторое время ваш покорный слуга снискал лавры антигероя, врага института номер один. Ректор «плевался», его кабинет был похож на пороховой погреб, некоторые профессора кипели от негодования и требовали немедленной расправы с «обнаглевшими зайцами» и их «вожаком», а вот Андроник Асатурович, сам любивший юморить, шутку оценил по достоинству и после состоявшегося знакомства пригласил на работу в студенческий клуб. Вот такая педагогика!

(Кстати, прием с «подставой» начальников стал настолько заразителен, что много лет подряд студенты-географы в электричках неоднократно дублировали его, нагло приписывая себе идею новаторства, вызывая самую настоящую ярость в парткоме учебного заведения, и, по иронии судьбы, автору, заварившему всю эту кашу еще студентом, приходилось отчитываться за «никудышнее состояние идеологической работы на факультете». Обида выходила двойная: украденная авторская идея и отложенные оплеухи за нее).

Дружба (пускай не дружба, но тесная работа в течение пяти лет) с Ахаяном дала нам пищу для многих забавных сюжетов. Один из них, не столь уж и смешной, но в меру пикантный, к которому оказались причастными мы оба, относится к 1969 г. Зачисленный в заочную аспирантуру педагогического института им. А. И. Герцена, автор отправился добывать «хлеб насущный» в Новгород (теперь — Великий) в качестве школьного учителя английского языка (поскольку на факультете из нас готовили учителей географии на английском языке). Работа оказалась не слишком «пыльной» (часов было мало), отчасти, поэтому возникло желание, столь честолюбивое, сколь и дурацкое — пополнить свой бюджет журналистикой.

И вот однажды был «состряпан» пространный опус, довольно ядовито критиковавший городскую сферу обслуживания, в особенности злачные места Новгорода, где любили токовать бандиты, воры, любители древней профессии, местные цыгане-шулера и прочие деклассированные элементы. Но перед тем как передать статью в «Новгородскую правду», одержимый холодным расчетом и практицизмом, я решил обратиться к Андронику Асатуровичу с нескромным предложением, чтобы он согласился на авторство вместо меня. Смысл задуманного трюка был прост до неприличия и заключался в том, что положить статью, как это тогда бывало, под сукно, отказать в публикации острого материала фронтовику, участнику освобождения Новгорода от фашистов, писателю, заслуженному работнику культуры, будет крайне неудобно (могли последовать санкции по партийной линии). Рассчитывал, что в этом случае гонорар будет почти в кармане «Остапа», что и требовалось доказать.