Прогалины в дубровах, или Охотник за пчелами
Шрифт:
— Что ж, — сказал капрал, который питал почтительное уважение к усердному, хотя и немного фанатичному миссионеру и при этом верил, что индеец всегда даст хороший совет в подобных обстоятельствах, — попробуйте спросить обоих — коли одна палка сломается, неплохо иметь про запас вторую. Хороший солдат всегда держит часть своих войск в резерве. Помню, когда Бешеный Энтони note 75 дал приказ идти в атаку на врага при Форт-Майами, мы все готовы были броситься вперед как разъяренные черти, но старик говорит: «Нет — держите часть людей в резерве, говорит, а то, как знать, вдруг нас сомнут на фланге или ударят с тыла». Ну, что же Оноа вам скажет, мистер Аминь?
Note75
Бешеный Энтони — Энтони Уэйн (1745 — 1796), британский офицер, перешедший на службу в армию США и ставший одним из видных политических деятелей и ведущих военачальников молодой Республики. В 1792 году федеральное правительство назначило его командиром Западной армии, призванной отразить вторжение индейских племен на северо-западные территории страны. Армия
К тому времени незнакомый индеец уже вышел на берег, что дало Бурдону возможность лучше разглядеть его одежду и его самого. Этот знаменитый дикарь — знаменитый, если учесть, что его слава разнеслась по всем поселениям белых, которые в пограничье разделены сотнями миль, — был в летнем наряде лесных жителей, и любой человек, знакомый с обычаями североамериканских индейцев, сразу заметил бы знаки высокого положения и власти, украшавшие его особу. Ордена Золотого Руна note 76 или Святого Духа note 77 , свидетельствующие о высоком положении среди дворянства в Европе, были бы не более красноречивым признаком высокого общественного ранга, чем символы, которые носил этот дикарь, — свидетельства его значения среди народа одного с ним цвета кожи и происхождения, обитающего на берегах безлюдных внутренних морей с пресной водой, которые редко бороздили кили судов; однако с тех пор эти воды привыкли и к пароходам, и к гребным винтам, к бригам, гоночным лодкам и шхунам; быть может, к концу нашего столетия эти воды покроются, как Средиземное море, белыми парусами тысяч судов, снующих от берега к берегу note 78 .
Note76
Орден Золотого Руна учрежден в 1429 году в Брюгге герцогом Бургундским Филиппом Добрым; впоследствии перешел к австрийскому правящему дому, а при короле Карле V — к испанскому; был высшим дворянским отличием в Испании и Австрии; состоял из золотого изображения барана, подвешенного на золотом ожерелье или на крестообразно повязанной широкой красной ленте.
Note77
Орден Святого Духа — французский духовно-рыцарский орден, основанный в 1578 году Генрихом III. Членами ордена могли быть только сто человек одновременно: 87 рыцарей, 9 священнослужителей-командоров и 4 высших офицера. В орден принимались исключительно католики. Члены ордена носили массивное ожерелье, представлявшее собой комбинацию растительного орнамента и латинской буквы «Н» (начальная буква имени Генрих) в обрамлении языков пламени. К ожерелью крепился знак ордена — золотой восьмиконечный крест, с покрытием из белой и зеленой эмали, обрамленный цветками лилии.
Note78
Пересекая озеро Эри несколько месяцев назад, автор за двадцать четыре часа насчитал не менее шестидесяти трех судов — встречных, попутных и замеченных на горизонте. Он помнит, что в первое десятилетие нашего века одинокий парус вдали вызывал интерес и острое любопытство. Чтобы понять, как разительна перемена, ее надо видеть собственными глазами.
Вокруг шеи Оноа носил нечто вроде ожерелья из трубочек, выточенных из красного трубочного камня, встречающегося на Западе, и каждая была украшена резьбой, если не искусной, то сделанной с большим старанием. Кроме того, на груди его красовалось примитивное изображение гремучей змеи, сделанное желтой краской. Очевидно, это был «тотем» note 79 , или «герб» его племени; хотя о том, что это за племя, где оно обитает, откуда пришло — по глубокому убеждению всех здешних краснокожих и бледнолицых, было ведомо только ему одному. На небольшой серебряной медали, висевшей выше ожерелья, был изображен крест — тот самый, на котором Сын Божий, в человеческом образе, принял смерть ради искупления человечества. Можно было подумать, что этот проницательный, наблюдательный и мудрый дикарь, хотя и не веривший в доктрины, содержащиеся в Библии, не испытывал никакого священного ужаса перед реликвией, которая часто повергает в трепет тех, кто утверждает, что единственная их надежда на спасение — в жертве, принесенной на великом оригинале этого изображения. Старинную медаль иезуитов note 80 , передававшуюся из поколения в поколение в его семье, он носил скорее как политический, чем религиозный символ, хотя прекрасно знал, с каким напутствием она была дарована. Возможно, он заметил, что крест, столь почитаемый одними миссионерами, вызывал у других плохо скрываемое раздражение, но это обстоятельство могло бы смутить лишь новообращенного, не обладавшего столь острым умом note 81 .
Note79
Тотем — священный знак рода, изображение животного, считавшегося у североамериканских индейцев основателем и покровителем рода.
Note80
Иезуиты — члены воинствующего католического ордена, бывшего одним из главных орудий папства в борьбе с прогрессивными силами общества. Орден основан Игнатием Лойолой в 1534 году и в течение XVI — XVII
Note81
Во времена крестовых походов крест был общепринятой эмблемой. Все замки и храмы были украшены этим трогательным напоминанием о происхождении христианства, прекрасным памятником цене, заплаченной за спасение человечества. В проемах для окон водружали крест, отсюда и французский термин «круазе». Так же строились и двери — стоило вынуть панели, как оставались несколько крестов. Последний обычай стал повсеместным, и посейчас вы найдете кресты или крест во всех старых дверях, выложенных панелями, даже в самых скромных жилищах пуритан и квакеров. Невежество сохранило эмблему в тот самый час, когда эти «святые», преисполненные благочестия и ниспровергательства, сбрасывают сутаны и рясы, упраздняют церковную музыку и коленопреклонения — заодно со всем остальным, что, по извращенному людскому хитроумию, может быть сочтено, хоть самым отдаленным образом, помехой простой человеческой вере. Забавно видеть, как эти бесхитростные вещественные свидетельства распятия пробираются в самые спальни и так называемые «комоды» «святых» без страха и упрека в то самое время, когда они поднимают не только голоса, но и руки на крест, находящийся на месте, наиболее подобающем — на вершине церковной колокольни — «как палец, безмолвно указующий на небеса», — чтобы водрузить на его место, выражаясь простым языком, петуха!
Пониже гремучей змеи, или «тотема» своего племени, Оноа нарисовал грубое подобие вытянутой руки, жест которой означал предостережение, или «берегись». Это был, так сказать, девиз на его гербе; «не тронь меня» в его собственном исполнении: «gare a qui la touche»; «noli me tangere» note 82 .
Голова его была выбрита, как подобает воину, за исключением благородной «скальповой пряди», но воинской раскраски вождь не носил. В резких, смелых чертах лица прославленного дикаря было нечто орлиное; сравнение это как нельзя больше подтверждал и его твердый, холодный и пронзительный взор. Подбородок был выдающийся и широкий, губы — твердо сжатые, зубы — короткие, но ровные, а улыбка — вежливая, а порой и подкупающая.
Note82
«Берегись, если тронешь меня» (фр.)\ «Не тронь меня!» (лат.) (Примеч. перев.)
Одет Оноа был просто, в соответствии с сезоном, и удобно для путешествия. В его прическе торчало одно-единственное орлиное перо, а пояс-вампум, который он носил, был ценнее обычных поясов, и за него были заткнуты нож и томагавк; легкая, пестрая хлопчатобумажная охотничья блуза с бахромой покрывала его торс, а легкие гетры из оленьей кожи, доходившие до колен, и мокасины из того же материала довершали его наряд. Колени, как и верхняя часть крепких жилистых ног, были обнажены. При нем был рог для пороха, и сумка для пуль, и винтовка скорее американского, чем военного, образца — длинная, меткая, точная в прицеле до волоска.
Вышедши из лодки, Питер (белые звали его обычно именно так, из вежливости опуская упоминание о скальпах) вежливо приветствовал всех, собравшихся возле каноэ. При этом он сохранял суровое, но преисполненное простоты и искренности выражение лица, как истый американец, — конечно, насколько человеческому взору было возможно проникнуть в его тайные чувства. Мужчинам он по очереди пожал руки, а на двух женщин едва взглянул, хотя едва ли ему случалось раньше видеть столь совершенную картину женской прелести, которую являла собой в эту минуту Марджери: личико ее разгорелось от волнения, сияющие голубые глаза были полны любопытства, а прелестные губки слегка приоткрылись от восторга.
— Саго, саго! — сказал Питер глубоким, гортанным голосом и продолжал на довольно хорошем английском языке: — Саго, саго, старики и юные, к вам пришел друг, повидать вас и поесть в вашем вигваме — кто главный вождь, а?
— Здесь нет ни вигвама, ни вождя, — отвечал Бурдон, хотя он едва не отшатнулся от протянутой руки того, о ком слышал столько легенд. — Мы люди простые, и среди нас нет никого, кто служит государству. Я промышляю сбором меда, и ты можешь есть его, сколько захочешь, а этот человек помогает маркитантам в гарнизонах. Он держал путь на юг, в расположение войск в верховьях озера, а я направлялся на север, в Макино, и дальше — к поселениям.
— А почему мой брат так спешит? — мягко спросил Питер. — Пчелы устали носить мед?
— Времена неспокойные, и краснокожие выкопали топор войны; бледнолицый не знает, когда его вигвам в безопасности, когда нет.
— А где вигвам моего брата? — спросил Питер, настороженно озираясь. — Вижу — не здесь; где он?
— Там, далеко в прогалинах, вверх по Каламазу. Мы оставили его на прошлой неделе и остановились в хижине на том берегу, но отряд потаватоми заставил нас искать убежища здесь.
Услышав это, Питер медленно обернулся к миссионеру, подняв вверх палец, чтобы придать особый вес своим словам.
— Говорил вам, — произнес индеец. — Знал — здесь потаватоми. Могу знать про них очень далеко.
— Мы их опасаемся, так как с нами женщины, — добавил бортник, — и думаем, они могут охотиться за нашими скальпами.
— Возможно; во время войны все индеи любят скальпы. Вы — янки, они — английские; сейчас нельзя идти по одной тропе и не ссориться. Нельзя позволить потаватоми поймать вас.
— А как нам этого избежать, теперь, когда вы здесь? У нас были все каноэ, и мы чувствовали себя в полной безопасности, но если вы переправитесь на ту сторону и отдадите им свое каноэ, им уже ничто не помешает делать с нами, что им заблагорассудится. Если пообещаешь не переправляться через реку, пока мы не выйдем подальше в озеро, то мы сможем уйти в другое место и не оставить следа.
— Надо переправиться — да, надо переправиться, а то потаватоми будут удивляться — да, надо переправиться, но не тронут каноэ, нет.