Программист
Шрифт:
— Цейтлин женат? — спросил я прямо.
— Ну и что? — Лиля, кажется, готова была выйти за рамки игры. По крайней мере, губы у нее заметно дрожали. — Тебе-то что до этого? Ну да, женат. В Минске. Ну и что? В общем, не в этом дело, отказала я ему в конце концов. Ну да, в тот вечер так ему и сказала, что не могу больше с ним. И почему не могу, объяснила. Теперь усек? Тогда он набрал номер и при мне переговорил с Иоселиани. Ну вот, а кто уж ему сообщил, что ты у Давида и что тому надо говорить
Догадываться мне ни о чем не надо было. Я уже обо воем догадался. И даже за все рассчитался. Но что я мог сказать Лиле? Что я сторонник случайных связей? Так я не был их сторонником. Что я убежденный холостяк? Что это игра не моя и вообще я — пас? О горизонтах, которые раскрывает перед нами научно-техническая революция?
Я улыбнулся Лнле. Вымученной, кинематографически-мужской улыбкой. Улыбкой зрелого мужчины. Улыбкой Жана Марэ, а заодно всех негодяев и ненегодяев, которых сыграл за свою жизнь Жан Марэ.
Лиля Самусевнч была умной женщиной. Она поняла мою улыбку.
Зрелый мужчина, которому нечего сказать женщине… Она не попрощавшись, ускорила шаг и свернула за угол.
20. Диалог третий: доверительно-рациональный
ПОСТНИКОВ. Дослушай, Борис Иосифович, я имею право так говорить потому что знаю ее чуть дольше, чем ты. Всего-то на какие-то десять лет.
ЦЕЙТЛИН. Это не имеет значения. Это не то.
П. Согласен, это не то. Но это имеет значение. Ну, ладно. Что мы все о правах… Спрашиваю, вот тебе и факт. (Пауза.) Значит, из-за нее все-таки позвонил?
Ц. Из-за нее. Дальше.
П. Дальше — легче, Борис Иосифович. Дальше я с тобой на эту тему, как это ни странно, распространяться не буду. Хотя, конечно, глупо.
Ц. Ну-ну.
П. Да не то глупо, что позвонил. А то, что не через себя, и было бы кого слушать…
Ц. Я доверяю собственным глазам и ушам.
П. А также тем, кто направляет их туда, куда им нужно?
Ц. Ну хватит об этом.
П. Хватит. А остальное и совсем просто. Водишь у меня в руках эту папку? Это Гена написал по Курилово.
Ц. Меня это не интересует.
П. Не интересует потому, что не читал. А еще из-за того, что звонить не надо, куда не следует. Ну, ладно, тему телефона будет считать отработанной полностью. Я тебе даю эту папку.
Ц. Мне это не нужно
П. Тебе это нужно. А самое главное, что не только тебе. Борис Иосифович, я тебе сейчас дают эту папку, ты читаешь, что в ней заключено, и излагаешь свое мнение. Грамотно, толково, этак страничек на пять-семь.
Ц. Что дальше происходит с моим мнением?
П. Вот это уже разговор. А дальше оно совокупляется с мнениями еще нескольких, не менее достойных, чем ты, людей, и все это передается Григорию Николаевичу Стриженову.
Ц. На предмет?
П. На предмет дальнейшей передачи лицам, кои непосредственно смогут использовать это на благо науки, равно как и техники. О подробностях общественность будет информирована по ходу дела. Договорились? Когда сможешь сделать, Борис Иосифович?
Ц. Не договорились. Не договорились, Иван Сергеич. Я не вхожу в неясные дела, а мне здесь многое неясно.
П. Прочти.
Ц. Да подожди, Иван Сергеич. Не в этом дело. Об этом отзыве я уже как раз кое-что слышал. Что мне тебе говорить, дело, конечно, интересное. Не знаю, они ли его поднял, другой ли… Меня это не волнует, у меня свое есть.
П. Так что неясно?
Ц. А почему, интересно, ты за это взялся? Именно ты и Григорий Николаевич? Есть же у него непосредственное начальство.
П. Ты это начальство знаешь. Так что давай по делу.
Ц. Есть, наконец, партийная организация в институте.
П. Есть еще и профком, и местком, и ДОСААФ.
Ц. Достаточно парторганизации.
П. Вот тут, Борис Иосифович, я с тобой соглашусь. Парторганизация — условие достаточное, но, должен тебе сказать, и необходимое. Слушай, ну что мы с тобой зубы друг другу заговариваем? Ты же знаешь о разделении, и ты знаешь, чем занята сейчас парторганизация института, который не сегодня-завтра станет уже бывшим институтом. И вообще, ты знаешь примерно все, что и я. Кстати, а Стриженов, это тебе что не парторганизация? Или тебе нужно обязательно «слушали-постановили»?
Ц. Пусть продолжает работу на новом месте.
П. Не надо, Борис Иосифович. Не надо, а? Все ведь дело в том, что это будет не то место. Не то место, где продолжают подобные работы. Тебе что, и это неясно?
Ц. Это ясно, Иван Сергеич. И не ораторствуй, непохоже на тебя.
П. Ну, слава богу. Значит, с этим ясно. Это приятно. Это, как говорится, вдохновляет. Пойдем дальше. Что у нас еще?
Ц. Не хочу.
П. Просто не хочешь. Так. ну, что ж, это убедительно и благородно. Но позволь спросить тебя, со всей возможной деликатностью, разумеется, а почему все-таки?
Ц. А с какой стати? Ты знаешь, как я начинал?
П. Знаю.
Ц. Десять лет сменным инженером. На подшипниковом. А Харьковский университет за плечами, значит, для этого? И никто мои идейки никому на отзыв не давал. И начальство бывало разное. Начальство — оно и есть начальство. Кандидатскую защитил, когда стал уже «интересным седеющим мужчиной», как жинка моя смеялась. Только тогда и смог системой своей заняться.
П. Знаю, Борис Иосифович.
Ц. Ну так а что же тогда случилось такого? Он что, из другого теста?