Программист
Шрифт:
Посмеялись. Разжился ещё парочкой трофеев. Авторучку у одного скомуниздил, а у дежурного на вахте сигарету стрельнул. В сигарете конечно информации мало, не успела она накопиться, но кое-какие привычки хозяина отпечатались. А когда стал выходить из здания, вышел через внутренний вход, туда, где гаражи у них. Стою, снег тросточкой ковыряю в ожидании водителя, чтобы отвез меня на работу и смотрю на гараж. Четко вижу трещину на штукатурке между первым блоком и остальными. Кхм… Сдается мне, что тот первый гараж был, остальные позже построили. А что если? Мелькает мысль и меня как магнитом тянет к гаражам.
— Программист! Ты куда? — окликает меня водитель в машине.
Твою дивизию! Не мог на пять
Хромая доковылял до гаража и, сняв перчатку с левой руки, правая после перелома мерзнет, приложил ладонь к стене. Стою, закрыв глаза минуту, две.
— Эй! Ты чего? Плохо, что ли?
— Да все нормально, — отвечаю я, оборачиваясь и пытаясь задавить торжествующую улыбку на губах. «ТУТ ОНО! ТУТ!»
А по приезду в офис, сделал то, что нужно было ещё сделать в Субботу, позвонил Константину:
— Привет Костя! Как жив?
— Чего хотел? — не дружелюбно отзывается Костя.
— Хотел узнать, зачем ты меня Толику-Кувалде сдал.
— Не знаю такого…
— Хорошо, спрошу иначе, зачем про моё участие рассказал Анатолию Борисовичу Квасеву?
— Пьяный был, а что? Он тебе предложил товар ему скинуть?
— Да нет у меня уже ничего. Ещё прошлый раз тебе говорил, а ты не поверил. Только у меня встречный вопрос: Ты ему все свое продал или нет?
— А тебе то что?
— Просто у меня сложилось впечатление, что кое-что он забрал у тебя силой… Так или нет?
— Ничего он не забирал, два ожерелья и пару цепочек я ему втюхал.
— Значит, говоришь с ним дело иметь можно?
— А тебе зачем? Ты сказал, что все сдал уже? — съехидничал Костя.
— Сдал, но может кое-что появиться новое, потому и любопытствую. Ладно, давай. Пока.
— По…, - сказал Костя, но «ка» я уже не услышал, скинул звонок. Общаться с Костей не хотелось, а брать в подельники тем более.
— Шеф, к вам запускать? — крикнул Артем из комнаты, угрюмо подпирающий входные двери.
— Можно, — отозвался я.
И предстала передо мной молодая женщина лет тридцати, с крашенной челкой волос, выглядывающей из под соболиной шапки, и испугом в глазах. Она пристально осмотрела мой кабинет, то бишь нашу офисную кухню и осталась недовольна. А чего? Иконы по стенам не развешаны, стеклянный шар отсутствует, черных свечей и подсвечников к ним нет и в помине, карт Таро тоже, короче никакого антуража. Только матерчатый мешочек с камнями на столе лежит. И кружка недопитого чая. Незнакомка поздоровалась и стоит, молчит.
— Слушаю вас.
— Даже и не знаю…, - произнесла она негромко, как бы советуясь сама с собой, стоит ли этому проходимцу что-то рассказывать или сразу уйти. Молчание опять затянулось, и, не выдержав, я продолжил говорить вместо неё:
— Представьте себе, я тоже не знаю, что у вас, и мысли не читаю. За язык не тяну, ко мне приходить не приглашал, поэтому либо говорите, либо уходите. Там на улице люди в очереди люди мерзнут.
— Извините, но у меня такой случай, даже и не знаю с чего начать, — опомнилась посетительница, мне по прежнему не доверяя, но рассудив — раз люди стоят, значит, я что-то могу.
— Ребенок у меня по ночам плачет. К бабке водила, испуг выливала, и не помогло. Всё так же, среди ночи просыпается. Спрашиваю, что случилось. Говорит бабайка за ним приходит. Уже три годика, а в постельку писиется.
— Крещеный?
— Да.
— Фото ребенка с собой?
— Сейчас, — ответила женщина и стала рыться в сумочке. Уму непостижимо, как женщины любящие во всем порядок, устраивают в своей сумочке такой бардак,
Смотрю и вижу, что не всё так просто. Реально какое-то персональное зло его посещает, а не просто различная нечисть, отражение призрачного мира.
— Что могу сказать…, - вздыхаю я, — посмотрю сегодня ночью, чем помочь.
— И всё? — удивляется посетительница.
— Всё. Можете идти.
— Сколько с меня?
— Сколько не жалко. Результат я вам не гарантирую и ничего не обещаю.
— Может мне сто рублей жалко? Тем более, что вы ничего не гарантируете?
— Жалко, не давайте. Я в любом случае ребенка посмотрю, а от того, что вы дадите мне денег или нет, ничего не изменится.
— То есть, вы признаете, что помочь не сможете, и потому можно не платить? — как ёжик ощетинилась женщина.
— Думайте, что хотите, ваше право, — устало отвечаю я, и, смотря сквозь неё, кричу, — Артем! Запускай следующего!
Ветер со свистом обтекает моё тело, а я лечу, камнем падаю вниз на стандартную пятиэтажку Сталинских времен по улице Пирогова. Узкие и темные лестничные марши, но комнаты порядочных размеров и с высокими потолками, метра три как минимум. В большом дворе у прижавшихся друг к другу домов залит каток. Интересно, жильцы сами скидывались за воду, чтобы его залить или КСК расщедрилось? — мельком думаю я, поднимаясь по лестнице. Захожу в квартиру, и чувствую, как в уголке между кроваткой и письменным столом притаился малыш. Он спрятался, но так елозит и суетится, что его только глухой со слепым не найдут. Мальчишка сильно напуган и уже готов уйти с этой реальности, чтобы с плачем проснутся.
— Тихо, малыш, не бойся. Я пришел тебе помочь, защитить от бабайки. Малыш молчит. А я всем телом ощущаю тьму, скопившуюся в комнате. Словно кто-то незримый смотрит на меня с угрозой сверху.
— Кто ты? — вопрошаю я тьму, — Выйди! Покажись! Зачем пристал к ребенку?
Тьма сгущается, и у стены с книжными полками появляется сгорбившийся седой старик.
— Это ты кто такой? Чего приперся в мой дом? — ворчливо говорит дед, отделяясь от стены. От деда ощутимо дыхнуло холодом и тленом, будь у меня обоняние, наверняка бы почувствовал запах покойника, но в этом мире я запахов не ощущаю, только догадываюсь о них.