Прогулка по Дальнему Востоку
Шрифт:
Чтобы дать приблизительное представление о нравах той эпохи, стоит рассказать один довольно комичный случай, имевший место в Киото в эпоху расцвета власти Киомори. Один из его родственников, по имени Норота Томенори, натворил столько бедствий по всей столице, что разгневанный Киомори отправил его в изгнание. Норота был настолько благоразумным и осторожным человеком, что не захотел быть в контрах со своим всемогущим родственником. Он не замедлил повиноваться, то есть дал клятву уехать на другой же день; но, дабы провести подобающим образом свой последний вечер, он просил разрешения устроить великолепный
Во время ужина один из этих друзей, вероятно, в достаточной степени охмелевший, приблизился к Нороте и сказал:
— Ты человек безупречный! После тебя никто не достоин заступить твое место. И раз ты покидаешь город, я не хочу в нем оставаться! По крайней мере в том виде, каким ты знал меня: с двумя ушами.
Он тут же отрезал себе одно ухо и подал его Нороте… Тогда сосед его, растроганный поступком, воскликнул в свою очередь:
— Я не останусь в долгу! Вот мой нос!
И он отсек себе нос. Их примеру последовали другие, и каждый отрезал себе кто палец, кто руку, кто ногу, и не знаю, что еще… зала пиршества залита была кровью…
В припадке исступления Норота воскликнул тогда:
— Что до меня, то я предпочитаю умереть! Вы слишком верные друзья, я не хочу жить, лишившись вашего общества!
И он сделал себе харакири… Остальные последовали его примеру. Обезумевшие слуги подожгли дом… пламя охватило весь квартал, а потом и весь город…
От этого рассказа веет чудовищной фантазией, и тем не менее, это факт исторический и вполне точный.
И никто в городе не посмел даже жаловаться: поджигатели были из рода диктатора, что же с ними сделаешь? Построились заново и только!
Легко себе представить, что в 1181 году, когда Киомори умер, вся Япония вздохнула облегченно. В последние дни своего правления, этот всемогущий диктатор, — показавший себя великим человеком, правивший мудро и энергично, издавший твердые законы, установивший во всех провинциях строгий порядок и такое же правосудие, — короче, обеспечивший стране крайнюю степень благоденствия и процветания, — в последние дни Киомори принес публичное покаяние во всех жестокостях, к которым вынудило его суровое время. Он сбрил волосы на голове (жест, имевший в Японии тоже значение, что и в Европе) и сделался монахом, подобно Карлу V, не слагая, однако, с себя власти…
Проводя время в молитвах, постах и воздержании, он, тем не менее, правил железной рукой.
Можно было бы привести немало сравнений. Киомори в истории Японии приблизительно тоже, что Карл Пятый в истории Испании или, и это пожалуй еще точнее, то же, что Марий в римской истории.
Французский инженер Бертен, коллекционер японских художественных вещей, писал в одном из своих сочинений:
«Всякий раз, когда вы на японском эстампе видите изображение человека с властным взором, бритой головой, в одеянии бонзы, вы можете быть уверены, что это изображение Киомори. Действительно, он оставил столь глубокий след в истории Японии, что до сих пор японское изобразительное искусство не знает иной модели, как этого знаменитого правителя из рода Таиров».
Я упоминал выше, что Киомори имел неосторожность пощадить двух сыновей своего старинного врага Иошитомо: Иошицне и Иоритомо.
С
Он находился в тайных сношениях со своим старшим братом Иоритомо, который подготовлял втихомолку восстание в провинции, — месте своего изгнания.
Прошла годы; двенадцать, а может и тринадцать лет… Иошицне бежал из монастыря, чтобы соединиться с братом. Однажды, в пути, ему пришлось переправиться через реку. На реке был мост, но мост этот охранял знаменитый разбойник по имени Беньоки. То был великан «с двумя саблями», останавливавший и грабивший путешественников… Иошицне, однако, не испугался нимало, и когда разбойник с двумя саблями вздумал его остановить, он сразился с ним, но действовал только кончиком своего веера… Этого оказалось вполне достаточно, — герой Иошицне победил, обезоружил и сделал рабом гиганта Беньоки; и Беньоки с того момента стал сопровождать повсюду своего победителя. Он оставался при нем до самой смерти и был ему самым верным «керай» — оруженосцем.
Итак — Иошицне соединился с Иоритомо. Они собрали жалкие остатки Минамотов и во главе их подняли знамя восстания.
Битвы начались еще при жизни Киомори; и, умирая, старый диктатор просил, чтобы над гробом его не молились и не совершали похоронных обрядов, но чтобы положили на крышку голову его врага Иоритомо.
Но положить голову Иоритомо на этот гроб не пришлось! То он, напротив, положил на бесчисленные гроба головы всех своих противников! Киомори прощал иногда, но Иоритомо не ведал прощенья!
Не успел Киомори умереть, как Иоритомо стал уже во главе могучей армии, и выигрывал сражение за сражением — главным образом с помощью своего брата Иошицне, — ниппонского Баярда, победителя гигантов. Подвиги Иошицне насчитываются тысячами, — форсирования горных проходов, взятие замков, разрушенные города, уничтоженные армии, — все это для него было забавой!
В конце концов Минамоты одержали верх и начали теснить противника из Токио до самой южной части острова Ниппона, до берегов пролива Симоносеки (пролив Симоносеки отделяет остров Киу-Сиу от Ниппона; в японской истории он сыграл значительную роль).
Здесь разыгралось бесчисленное множество битв. Я расскажу об одной, самой кровопролитной. Ее называют битвой при Дан-но-ура, — по имени небольшой бухточки, выходящей прямо в пролив.
Преследуемые Минамотами Таиры вынуждены были искать спасения на своих кораблях. Кораблей было около пятисот. Минамоты бросились за ними в погоню с флотом в семьсот парусов. Завязалось жестокое морское сражение, не хуже Акциума или Лепанто. Иошицне показал чудеса храбрости. Однако, один из его противников, Таир по имени Иорицне (оба имени близки по созвучью), напал на него с такой яростью, что Иошицне в первый раз в жизни должен был искать спасения в бегстве и прыгнуть, как говорит предание, через семь кораблей, стоявших борт о борт.