Прогулки по Европе с любовью к жизни. От Лондона до Иерусалима
Шрифт:
— Ах, вот вы о чем… Фрак, конечно! — серьезно ответил коммандер.
Я почувствовал себя пристыженным. Похоже, никому из экипажа даже в голову не приходило, что на обед с капитаном можно заявиться в обычном смокинге.
Смею вас заверить, что для гражданского лица не так-то просто освоиться на военном корабле.
Начать с того, что мне стоило большого труда отыскать собственную каюту. Я проделал длительный путь, то подымаясь, то спускаясь по крутым лестницам, неоднократно спотыкался и оступался на стальных ступеньках, пару раз сильно ударился головой о торчавшие трубы, окончательно заплутал и в результате снова очутился на шканцах. Едва переведя дух, я вновь нырнул в стальные недра корабля и провел еще четверть часа в тщетной попытке определить месторасположение злополучной каюты номер одиннадцать по Честити-аллей. Тот факт, что мне в конце концов удалось это сделать, я отношу на счет чистой случайности.
В каюте обнаружились койка, шкаф, стол, умывальник, зеркало и несколько электрических светильников.
Также здесь находился морской пехотинец (судя по говору, выходец из Тоттнема), очевидно, выделенный мне в качестве корабельной прислуги. В тот миг, когда я появился, он как раз распаковывал мой багаж.
Мы обсудили с ним присутствие морской пехоты на военных кораблях — обычай, зародившийся в середине семнадцатого века.
— Морская пехота совмещает в себе армию и флот, — не без гордости сообщил парень. — Во всяком случае, мы можем делать все, что делают сухопутные пехотинцы и моряки.
— Помнится, Киплинг в связи с этим обозвал вас «матросолдатами».
Мое сообщение, похоже, не произвело особого впечатления на пехотинца.
— Серьезно? — пожал он плечами. И тут же перешел к своим непосредственным обязанностям. — Утренний чай у нас подается в семь часов. Вас это устраивает, сэр? Очень хорошо, сэр.
И с этими словами удалился. Я проводил взглядом его массивную фигуру, облаченную в серую форменную робу и синие брюки и красным кантом понизу; оба предплечья украшала синяя татуировка. С уходом матроса испарилась и специфическая атмосфера, характерная для квартир с обслуживанием на Сент-Джеймс-стрит.
Обед в офицерской кают-компании прошел достаточно весело. В самом конце трапезы подали портвейн, и мы подняли тост за здоровье короля, причем сделали это сидя. Заметив мое удивление, сосед по столу просветил меня насчет данной традиции.
— В прошлом один из Георгов обедал на военном корабле, — рассказывал он, — и когда офицеры поднялись, чтобы выпить за его здоровье, один из них — самый высокий — сильно ударился головой о деревянную балку. Так что его величество в доброте своей разрешил впредь пить сидя. Вернее даже, он запретил морским офицерам подниматься во время тоста за короля.
Сразу же по окончании обеда коммандер — который является нянькой для всего корабля — облачился в свой китель и собрался уходить.
— Ежевечерний обход, — пояснил он мне. — Не хотите ли составить компанию?
Я знал о существовании флотского обычая: когда с флагманского корабля поступает сигнал отбоя, каждый коммандер обходит свои владения, чтобы пожелать команде спокойной ночи.
У дверей кают-компании нас уже дожидались горнист и старшина корабельной полиции, отвечающий за соблюдение дисциплинарного устава и за порядок на корабле.
Последний держал в руках старинный фонарь, в котором теплилась свечка. Меня умилила такая трогательная приверженность традициям на корабле, давно и прочно оснащенном электричеством.
Итак, мы тронулись в обход. Впереди шел горнист, который выдувал одну единственную чистую ноту «соль».
За ним следовал старшина с фонарем, а мы с коммандером замыкали шествие.
С наступлением темноты корабль (к которому я уже более или менее привык) странным образом преобразился — он превратился в тесное и захламленное место. Повсюду были развешены гамаки: они крепились к специальным крючьям на потолке и занимали практически все свободное место в переходах. Идти приходилось в полусогнутом состоянии, так что я едва поспевал за коммандером, который на удивление ловко передвигался по этому ночному лабиринту. Раскачивавшиеся коричневые гамаки скрывали блестящие стальные перекрытия и заставляли забыть о сложных современных механизмах, начинявших нутро линкора. В этот поздний час корабль становился похожим на своих далеких предков — деревянные парусные суда, которые бороздили морские просторы в семнадцатом веке. И пока я ощупью пробирался по темным коридорам, мне представилось, будто я совершаю ночной обход на борту старой доброй «Виктории».
Полагаю, разница была бы невелика.
Мы следовали по длинным узким коридорам, освещавшимся призрачным светом тусклых электрических светильников, заглядывали в таинственные темные закоулки. Старшина помахивал своим допотопным фонарем, выхватывая из темноты незнакомые лица и фигуры матросов. Заслышав звуки горна, члены команды вытягивались по стойке «смирно». Так, лавируя меж развешенных гамаков, мы обошли все судно и снова вернулись к дверям офицерской кают-компании.
Обход закончился. Военный корабль «Импенитрейбл» получил прощальный поцелуй на ночь и мог спокойно отойти ко сну.
Некоторое время еще можно было разобрать клацанье тяжелых башмаков по металлическим пластинам, поскрипывание гамаков и приглушенный хор голосов.
Затем все стихло — корабль погрузился в сон…
Старшина открыл фонарь и задул свечку. Этот ритуал повторяется изо дня в день на протяжении столетий.
Ибо и сегодня военно-морской флот Великобритании завершает свой трудовой день точно так же, как это делали его предшественники на деревянных посудинах.
Вернувшись после вечернего обхода в офицерскую кают-компанию, я обнаружил, что жизнь здесь течет своим чередом. Одни офицеры затеяли игру в карты, другие просто беседовали. Были и такие, кто продолжал лениво перелистывать «Таймс» и любоваться свадебными фотографиями в «Тэтлере». Неожиданно коммандер предложил мне:
— Не желаете заглянуть в кают-компанию для младших офицеров?
Место, которое он назвал, служит прибежищем для юных гардемаринов, и мне действительно было интересно взглянуть на будущих адмиралов.
Эти ребята пользуются неизменным успехом у гражданского населения. Они всегда являются желанными гостями на танцевальных вечерах и эстрадных представлениях в мюзик-холле. Самые соблазнительные красавицы млеют при виде парадных мундиров гардемаринов, но мало кто из них догадывается, что курсантам отведена одна из самых неблагодарных ролей на флоте. Ведь гардемарин — это своего рода мальчик на побегушках. В силу происхождения и карьерных обстоятельств курсант неразрывно связан со своим старшим офицером, исполняя при нем функции посыльного и одновременно личной прислуги. На его долю выпадает масса мелкой, неблагодарной работы — подать, принести, напомнить, переслать сообщение. С точки зрения социологии, гардемарины служат пережитком — весьма милым и привлекательным — непопулярного ныне института аристократии.