Проходящий сквозь стены
Шрифт:
— Птица канюк, — находчиво сказал я, преисполняясь мстительного чувства. — Знаете, который все просит жалобно: «Пить! Пить!»
— Зашибает, стало быть? Я вздохнул:
— Случается.
— Стало быть, зашибает, — задумчиво повторил Стукоток. — Вот и мне показалось. Шумит?
Тут даже врать не пришлось:
— Иногда прегромко.
— Ладно, учтем. — Лейтенант водрузил фуражку на голову, привычно вымерил двумя пальцами положение козырька. — Извините за вторжение. Служба. Вам, кстати, известен телефон нашей дежурной части?
Я сделал виноватое лицо:
— Нет.
— Запишите. Будет сильно барогозить, — Стукоток коротко дернул головой в направлении потолка, — вызывайте наряд.
После ухода участкового
Однако пообщаться с прогрессивным логиком мне не удалось. Вокруг его квартиры наблюдалось необыкновенное оживление. Деловитое движение туда и сюда в высшей степени любопытных личностей. Я решил, что разговор подождет, и устроился на подоконнике на лестничной площадке, потягивая колу и следя за посетителями.
Было их много, и все были разные.
Сперва пожаловала увешанная побрякушками своей шарлатанской аппаратуры, четверка мошенников из Института биоэнергетики. Бравые парни, щеголяющие фирменной униформой и зачем-то нацепившие обтекаемые спортивные очки с желто-коричневыми стеклами. Вылитые «охотники за привидениями» из одноименного фильма. Хотел бы я посмотреть, как они поведут себя при встрече с настоящим призраком. Впрочем, штаны у них выглядели достаточно мешковатыми, чтобы скрыть признаки любого волнения, вплоть до самого крайнего.
Затем прибыл православный батюшка. Сопровождал его молоденький служка, нагруженный не менее чем тремя литрами святой воды.
И наконец, притопал водопроводчик с огромной брезентовой сумкой.
Я допил газировку и довольно улыбнулся. Сообразительный мужичонка не упустил ничего. Отныне можно спать спокойно.
Отдых есть функция, обратно пропорциональная усталости.
Эта свежая мысль тяжело, точно пробуждающийся медведь в берлоге, ворочалась в моей несвежей голове, пока я нога за ногу тащился к двери.
Проспал я хорошо если час.
Звонок надрывался.
Сулейман Маймунович терпеть не может телефонов, факсов, пейджеров и прочих современных средств связи. В особенности он не может терпеть электронной почты и сотовых мобильников. Когда-то он очень здорово нарвался с любовью к электронике. Как-никак, считал он, электроника — область науки, оперирующая потоками данных, строго упорядоченной энергией, а значит, самая близкая к магии. Сулейман, с головой ныряя в ее изучение, надеялся возродить былую славу джиннов, ифритов и прочих энергетических сущностей, скрестив спиритическое с материальным. Вдохнуть в машину пусть не душу, но — «духа». Вследствие своего бескрайнего энтузиазма он и стал одним из главных фигурантов знаменитого «дела кибернетиков». Имеется в виду — настоящих фигурантов, для обуздания которых, собственно, и была загублена вся советская кибернетика. От расправы ему пришлось скрываться в Средней Азии, где он провел полтора десятка лет, едва ли не самых жутких за последние век-два. Вернуться в столицы Сулейман так и не решился и до сих пор не может без содрогания вспоминать свой тогдашний бурный «роман с ЭВМ».
Поэтому в офисе «Серендиба» нет ни единого компьютера. Зато имеется «Феликс» — металлический счетный агрегат с клавиатурой, как у пишущей машинки, и рукояткой, которую следует крутить. При вычислениях «Феликс» совершенно неповторимо звенит на разные голоса, да вот беда — постоянно сбивается в действиях с дробями. Им пользуется наш ничем не примечательный старенький бухгалтер. С другой стороны, бухгалтер имеет редкое эллинское имя Менелай Платонович Архэ и обладает одной
Для передачи известий наш добрый старомодный шеф предпочитает употреблять посыльных и нарочных, а также пользоваться оказией и слать гонцов. Особую любовь он испытывает к почтовым птицам. Сегодня, впрочем, он ограничился обыкновенным курьером.
— Ну? — сказал я, страдальчески глядя на Зарину, и широко зевнул.
Как мне уже приходилось отмечать (и, возможно, придется еще не раз), Сулейман — тонкий психолог. Зная, что Павлин-мавлин, хоть и выглядит паинькой, бывает подчас невыносимо грубым, он поступил чрезвычайно хитроумно. Откомандировал ко мне свою любимицу. Не потому, конечно, что я остерегусь отправить ее к черту из опасения его прогневать. А потому что Зарина и моя любимица тоже. К ней все относятся с нежностью. На первый взгляд это симпатичная восьмилетняя девчушка с черными глазищами в пол-лица. На второй тоже. Да хоть на тридцать третий. В самом же деле Зарина — карлица, чей возраст далеко перевалил за… В общем, далеко за. Ни к чему вам знать. Я сам, откровенно говоря, не знаю. Притом она ведет себя совершенно как ребенок.
Обожает игрушки, карамель на палочке, всегда остается по-детски непосредственной и веселой. Баловать ее подарками — сплошное удовольствие.
Однако я был не в том настроении, чтобы кого-то чем-то баловать.
— Ну?.. — повторил я нетерпеливо.
— Дедушка тебя кличет, Павлуша, — сказала она, не вынимая изо рта «Чупа-чупса». — Надо поторопиться. Чего-то он озабоченный.
— Ладно, — сказал я. — Сейчас соберусь. Зайдешь?
— А Жерарчик здесь?
— Разве моя квартира напоминает псарню?
— Говоря о чистоте и начистоту — есть маленько. Вот язва.
— Жерарчика здесь нет, — проскрежетал я.
— Тогда не зайду. Ты сегодня какой-то скучный и злой. Наверное, тебе нужно больше отдыхать. Чао, Павлинчик!
Она помахала на прощание ладошкой и ускакала.
Выходя из дому, я был все еще мрачен. Но, вспомнив, что по пути можно завернуть в «FIVE O'CLOCK», к куколке моей Аннушке, чуток приободрился.
От китайца за версту разило псиной и каким-то удушливо-тяжелым одеколоном. Я поспешно уступил дорогу. Он кивнул, казенно улыбнулся. На миг показались мелкие острые зубки. Сквозь толстенные линзы очков блеснули темно-карие, без белков глаза. Сопровождавший его громила (руки — с мое туловище, грудь — как аэростат, загривок — от самых ушей; не думал я, что среди желтых встречаются подобные монстры!) вонял так же тошнотворно. Передвижной зверинец плюс агрессивный парфюм «Eau de Peregare» от BODUN's.
Секретарем нашим Максиком точно выстрелили из-за стола. Захлебываясь словами почтения, он побежал провожать важных пахучих гостей до двери. И за дверь. И по лестнице. Так спешил, что на ногу мне наступил.
Чертов лизоблюд. Чертовы китайские лисы-оборотни. Эх, если бы мне возле Аннушки еще на пять минуточек задержаться…
Чертов график работы магазина!
Я вошел к шефу.
Надрывно гудел кондиционер, выгоняя из кабинета ароматы лисьего метаболизма.
— Паша, — без обычного кривляния и даже без акцента с места в карьер взял Сулейман. Это было скверным знаком. — Паша, как ты отреагируешь, если я предложу тебе посетить стрип-шоу в «Скарапее»? Имеется билетик в VIP-зал. Сегодня с гастролями «Римские любовницы». Восемь кисок, прямиком из Вечного города. Покажут, как можешь догадаться, «Патрицианские ночи». Между нами: единственное выступление не только в Императрицыне, но и вообще в России. Сам бы не отказался, да заботы, видишь… Все заботы проклятущие… — Он принялся крутить на левом мизинце любимый варварски роскошный перстень из поглощающего свет черно-зеленого металла с изумрудом карат на пятьдесят. Камень, ограненный в форме яйца и удерживаемый оправой из трех головок фламинго с раскрытыми клювами, мерцал. Совсем не в такт вращению.