Прохоровское побоище. Штрафбат против эсэсовцев (сборник)
Шрифт:
Когда же я, наконец, осмелился посмотреть на свое спальное место, на нем не было ничего – ни малейшей складочки, никакого отпечатка тела, даже рисунок простынь совпадал! Ауэр злобно улыбнулся, сказав:
– В порядке, господа! – и, со своеобразным благожелательным взглядом, ко мне: – В порядке, Ницше!
Блондин притянул верхнюю губу к носу. «Унтершарфюрер Ауэр… Где он теперь? Он поступал учиться на фюрера. Сейчас он уже, наверное, унтерштурмфюрер и лежит где-нибудь, как и я, в какой-нибудь грязной яме, дрыхнет или размышляет, как и я. А может быть, изучает карту с боевой задачей на завтра. Может быть, у него тоже тянет желудок, – Блондин улыбнулся, – но что совершенно точно, так это то, что он не думает обо мне!»
Он попробовал нащупать пачку сигарет. Зашуршала бумага. Письмо! «Ханзи пропал в Сталинграде!»
Он закурил и с наслаждением затянулся, сложил руки на животе.
Ночь была тихой.
День
В 2 часа Эрнст и Блондин побрели вперед, чтобы сменить пост. Он располагался у башни подбитого Т-34. Она упала на пушку, ушедшую глубоко в землю.
Эрнст прислонился спиной к стальной стенке. Блондин лежал, подперев голову руками, и внимательно рассматривал лежавшую перед ним местность.
– Не надо так напрягаться и всматриваться, словно командир подводной лодки. Ничего не случилось, Цыпленок, а перед нами еще первый!
– Тогда зачем мы убиваем время, стоя в дозоре?
– Лежа, Цыпленок. Это чистая трудотерапия. Старая прусская добродетель. Куда деваться, если все войско будет спать?
Медленно начало светлеть. Остов танка в двадцати метрах правее, от которого отлетела башня, был раскаленным и до сих пор дымился. То и дело доносилось металлическое потрескивание, как будто в этой печи еще сохранялась жизнь. Перед постом, в нескольких метрах левее от башни, перед плоской воронкой лежали мертвые русские. Прямым попаданием разнесло их позицию, вышвырнуло минометный расчет вверх и бросило на окоп. Еще правее от них – два убитых немца. Блондин рассмотрел в предрассветных сумерках в холмике на местности замаскированные дерном мешки с песком, а за ними – мертвых русских. Огневая позиция для второго миномета! Одной должны были пожертвовать, а другая должна была остаться. Закидали ручными гранатами! Блондин вздрогнул. Он ничего не думал, ничего не чувствовал, рассматривал убитых, как будто смотрел фильм из другого мира, не являющегося его миром и который ему совершенно не подходит. Вдруг он почувствовал усталость и положил голову на землю. Она пахла сырой гнилью и гарью. Вот бы поспать, хоть полчасика!
Он подскочил, словно его ударило током! Бушевал ураган, настоящий огненный ураган! Непрерывные треск, грохот и завывание. Ужасный грохот, как будто раскалывалась земля. Это была не артподготовка, это был настоящий ад!
Он встал на колени, упираясь руками в землю. Эрнст стоял, словно собираясь прыгнуть, засунув указательные пальцы в уши, с широко открытым ртом, неподвижно застыв, словно статуя. Все виденное до сих пор было ничто по сравнению с этим. Все прежние артиллерийские подготовки этой войны были просто подростковыми играми. То, что они видели на рассвете 5 июля 1943 года, от чего лопались уши и раскалывались головы, было доведенным до совершенства современным массовым уничтожением, вершиной человеческого помешательства.
Земля тряслась. Мимо пробежали солдаты. Покатили вперед противотанковую пушку. Ревели и лязгали танки. Блондин почувствовал толчок в спину. Эрнст что-то ему кричал, но понять он ничего не мог. Ханс махнул автоматом. Блондин пробежал несколько метров рядом с Эрнстом. Вальтер, Петер и Куно были слева от него, а Пауль, Йонг и Зепп – справа сзади. Ханнес и Уни бежали близко друг от друга. За ними несся своим неподражаемым галопом Камбала. Взятая вчера русская позиция была глубже, чем они думали. Они собрались в последней траншее, частично раскатанной, местами обвалившейся и полузасыпанной. Было тесно, как в пчелином рое. Они сидели в узкой траншее вместе с солдатами 1-й роты и смотрели на лес разрывов. Большинство курило. Некоторые – спокойно и отрешенно, многие – быстро и нервозно. Когда выстрелы, свист и разрывы изменили тон, солдаты 1-й роты выпрыгнули из траншеи. Эрнст снова крикнул и показал большим пальцем вперед. Хотя Блондин и не мог его слышать, он и без того знал, на что Эрнст хочет обратить его внимание. Огневой вал переместился и начал долбить следующую линию обороны. Блондин встал в полный рост и посмотрел через бруствер. Люди из 1-й роты не особенно спешили. Пока не спешили. Штурмовые орудия ехали широким клином на правом фланге. Слева от первой шло другое подразделение, наверное саперы. Вдруг поднялась пыль! Между наступающими солдатами взлетела земля, и каждый раз, когда поднимался гриб пыли, бегущие люди исчезали. Другие бежали дальше. Столб пыли! Исчезли. Потом поднялись и побежали дальше, и опять столб пыли! Словно ваньки-встаньки. «Надо остаться здесь и смотреть, – подумал Блондин, – словно знаменитый полководец, одну ногу слегка отставить, в одной руке – подзорная труба, другая упирается в бок или, лучше, заложена за спину, в окружении благоговейно-восхищенных адъютантов. А потом, как управляющий сражением, задать жару командиру штурмовых орудий, чтобы не отставал. Ну вот, один отстал, коробка задымила. Экипаж выскакивает!» Блондин замечтался так, что обжег пальцы окурком, выругался и посмотрел на Ханса. В тот момент он как раз вскакивал на бруствер. «Черт! Так и не удастся все посмотреть и получить полководческое наслаждение!»
Это называется «зачищать»!
И это началось хорошо. Кто оттуда после такого огненного урагана может еще стрелять? Это будет просто прогулка, и больше ничего. Когда они попали в полосу огня, из которой за несколько минут до этого вышла 1-я рота, заметили, что некоторые иваны живы и здоровы. Хотя их было немного и огонь они вели скорее беспокоящий, чем сосредоточенный, но осколки оставались осколками. Они решили преодолеть полосу огня не так, как первая. Они попробовали ее перебежать без передышек, не залегая, как можно скорее. И это удалось. Блондин отметил это с удовлетворением и облегченно улыбнулся. Они бежали дальше! «Зачем так торопиться?» – чертыхнулся он и вдруг заметил, что огонь немецкой артиллерии заметно ослабел. Стреляли только тяжелые орудия, снаряды которых разрывались далеко впереди. Он услышал глухие удары, дополнявшиеся тут же долетавшим звуком выстрела. «Рач-бум!» [12] – пронеслось у него в голове. Он вжался в землю и не осмеливался поднять голову. Позади тоже грохнула пушка. «Резко и громко! Танковая пушка! Так это не по нам, это по танкам!» Он осторожно приподнял голову: вокруг – плоская равнина с едва заметными возвышениями. Вспышка! Взрывы и темные столбы пыли. Перед ними – ничего. Никакого укрытия, только гладкая равнина, словно теннисный стол.
«Продвигаться короткими перебежками!»
Эрнст пробежал несколько метров и бросился на землю. Теперь Уни. Ханс машет автоматом, слева бежит Вальтер. Вперед рванулся Петер. Залег! Справа вскочил Йонг. Пауль… «Теперь – я! Вскакиваю, закрываю глаза, и вперед! Раз, два, три… бегу до двенадцати… сколько еще так смешно бежать… наконец… залег! Снова бежит Эрнст. Опять вскакиваю! Еще двенадцать, тринадцать, четырнадцать… Что такое? Свист, щелчки! Пулемет!» – Блондин тянул воздух как насосом. Вокруг щелкали пули, рикошетили и со свистом летели дальше. На этот раз только восемь шагов. Дальше будет еще меньше. Где-то рядом кто-то протяжно и хрипло крикнул. Тут вдруг зашипело и бухнуло. «Этого еще не хватало! Миномет!» Блондин слышал грохот, и каждый удар отдавался у него в голове. Когда он снова бросился на землю, то чуть не уткнулся головой в сапоги Эрнста. Тот повернул голову и слегка похлопал вытянутой назад рукой по земле. Лежать! Головой в грязи! Сверху донеслось пронзительное шипение, потом грохнуло, полетели куски грязи. Блондин почувствовал, как дрогнула земля. Он прижался к ней, положив голову между рук. «Надо быть плоским, как камбала, а лучше быть кротом. – Снова донесся пронзительный свист, за которым последовал разрыв. – Крупный калибр! Как только иванам удалось сохраниться после такого огня?»
Эрнст вскочил:
– Пошли, Цыпленок!
Перед ними разносилось стаккато пулеметов. Это – «сорок вторые»! 1-я рота ворвалась на русские позиции!
Эрнст махнул вправо. Блондин увидел вспышки выстрелов. Это стрелял Пауль. Эрнст и Блондин почти одновременно рванулись вперед. Слева застучал пулемет Вальтера. И снова сверху рассекающий воздух свист! Взрыв! Во все стороны полетели куски земли и камни. Ханс прокричал что-то: «…справа!» Блондин сначала увидел воронку. «Быстрее», – стучало у него в голове. «Быстрее!» – свистели легкие. Он услышал свист пуль и спрыгнул в воронку. «Получилось! Воздуха! Набрать побольше воздуха! Медленно, равномерно и глубоко! Это у меня в груди так свистит?» В воронку соскользнул еще кто-то, при этом перекувырнувшись. Блондин разглядел грязное, залитое потом лицо с открытым ртом – Камбала!
– Ты видел, приятель? Нам до иванов осталось не более сотни метров!
Блондин махнул рукой:
– Если бы это было только одно пулеметное гнездо, ведь слева сидят еще! Вальтер уже остановился. Где остальные?
Камбала мотнул головой и улыбнулся:
– Слева и справа. Откуда я знаю? Хорошо, что наша артиллерия позаботилась о том, чтобы обеспечить нас укрытием, а?
Блондин осторожно приподнял голову над краем воронки, но потом мгновенно ее спрятал.
– Зато мы, Камбала, застряли! В каких-то ста метрах! Черт!
В небе загудело. Левее от них взлетели сигнальные ракеты, и Блондин наблюдал за пестрым фейерверком.
– Первая залегла точно так же, как и мы!
Гудение переросло в грохот, и Камбала обрадовался:
– Пикирующие, приятель! Сейчас нам станет полегче!
Первые машины свалились в пике.
– Как красиво они поворачивают, ты смотри!
– Придурок! Ты думаешь, они будут бить по пулемету? У них тяжелые бомбы для крупных целей, по артиллерии, понял?
– Цыпленок! – крикнул Эрнст из соседней воронки.