Проигранное желание
Шрифт:
И я до ужаса не хотела отвечать, просто до невозможности и здравого смысла, кричащего о причинах, по которым это все неправильно. Но в какой-то момент мне показалось, что если сейчас я этого не сделаю, то никогда больше такой возможности не будет, поэтому потянулась вперед, раскрыв губы и позволяя себе утонуть в этом безумии, которое только подстегивало возбуждение, которое уже невозможно было сдерживать. И если бы его губы не накрывали мои, то по пространству вокруг уже расплылся бы нетерпеливый стон.
Самая настоящая игра с огнем, в который я подливала бензин, а он подносил канистры. Этого
Звонкая пощечина разрезала тишину там, где еще совсем недавно мог прокатиться стон. Осознание того, что я только сделала, отрезвило. Единственным напоминанием поцелуя осталось тяжелое дыхание, вздымающаяся грудь и чувство глубокой, пожирающей неловкости, граничащей с желанием, чтобы он продолжил меня целовать. Но я прикрыла веки, пару раз глубоко втянула воздух в легкие. А когда снова открыла глаза, несмотря на обрушивающиеся внутри меня ураганы, подняла серьезный взгляд на мужчину.
— Этого больше не повторится, мистер Ротчестер, извините, — проговорила я, а потом ушла, оставляя его в одиночестве, и молясь, чтобы он не пошел следом.
И он не пошел. Наверное, точно так же, как и я понимая всю серьезность и недопустимость произошедшего. Правда, это понимание не уменьшало желания разрыдаться. Не из-за чего-то конкретного. Просто эмоциональное напряжение достигло такого уровня, что стало невыносимо держать все в себе. Более того, я даже ни с кем не могла этим поделиться. От этого чувство одиночества больно кололо, напоминая прошлое, словно и не было всех тех лет, стирающих, оставляющих все далеко за счастливым настоящим.
Я опустилась на лавочку в раздевалке, пытаясь успокоиться. Точнее, убедить себя в том, что это все глупо. Настолько глупо, что оставляло только решимость никогда больше этого не повторять и держаться от него так далеко, как только смогу.
***
Я смотрел на то, как Изабелла быстрым шагом удалялась, и чувствовал себя полным идиотом. Даже больше сказать, самым настоящим придурком, у которого в голове творилось непонятно что. Эмоции поддавались контролю с такой же сложностью, как в подростковый период.
И почему я до сих пор не пошел за ней? Это ведь мне нужно извиняться. Это я позволил перейти черту, даже несмотря на то, что она ответила, я не должен был этого делать. А она ответила?! Так, об этом точно нельзя думать, иначе за этим разом последует следующий, а за ним еще один.
Я шумно выдохнул, поправляя волосы и пытаясь выселить из головы образы. Это ни к чему хорошему не приведет. Но, боже, ее полыхающие злостью глаза, когда тот парень отошел, а потом картинки из сна и желание прикоснуться — все это смешалось в один большой комок эмоций. Но это не отменяло того факта, что я кретин.
Интересно, как быстро об этом все узнают?
Хотя, я был уверен, что она не станет об этом говорить. Почему-то Изабелла Ротчестер не казалась много болтающей. Тем более о таком. Ее вполне могли отчислить.
Поздравляю, Кристиан, ты испортил жизнь не только себе.
Мне точно нужно
Спешно переодевшись, я вышел на мороз, втягивая холодный воздух в легкие. Это помогло вернуть мысли в нужное русло, в котором я — преподаватель, она — студентка, я — взрослый мужчина, она — молодая девушка. Влечение понятно и объяснимо. Ничего страшного не произошло. Нужно с ней все обсудить. Не в стиле «мы больше не будем», а досконально и с пояснениями. Преподаватель я или кто?
Поправив сумку на плече, я двинулся в сторону небольшой кофейни в соседнем доме. Стало даже жалко, что курение давно брошено. Сейчас бы это вполне помогло сконцентрироваться. Но вместо сигареты придется обойтись кофе и зарыться в кипу бумаг на проверку.
Глава 11
Ночь, ночь, ночь. Бессонная и ужасная, проведенная целиком и полностью в мыслях, переживаниях, догадках и ругани самого себя. Какого черта ни кофе, ни черкание ручкой по бумаге, ни кое-что покрепче кофе не помогли?
В какой-то момент ночи стало так невыносимо, что желание закурить стало просто невыносимым, почти жизненно необходимым. Потом мне все-таки удалось уснуть и, проспав часов пять, будильник поднял меня по привычному времени. И вот я уже стоял около доски с расписанием, матерясь про себя на весь мир, потому что лекция у группы Ротчестер стояла первой. И я очень надеялся на то, что она проспит или просто не захочет приходить. Но жизнь уже давно перестала слышать мои просьбы и желания, потому что первым, что я увидел, зайдя в аудиторию, оказались рыжие, словно огонь, на котором меня и сожгут, волосы.
Изабелла даже не повернулась на внезапно замолчавших одногруппников, старательно игнорируя мое появление. Что ж, так даже проще.
— Знаю-знаю, вам все еще кажется для чего же вам нужна литература на третьем курсе архитектурного факультета, — начал я, думая о том, что Ротчестер нужно будет задержать после лекции на небольшой разговор, — Но если мы обратимся ко многим текстам, что мы увидим?
— Что-нибудь любовное? — невинно хлопая ресницами, спросила одна из студенток с первого ряда. В ответ на это кто-то громко фыркнул, на звук почти мгновенно повернулись все. Ответившая девушка сразу покраснела, опустив глаза в пол.
— Это у кого что болит, — усмехнулся я, по аудитории пронеслись смешки. Взгляд сам по себе скользнул по студентам, останавливаясь на несдержанной особе, — Вам есть что сказать, мисс Ротчестер?
— Да, — твердо произнесла девушка, выпрямившись и смотря прямо на меня, — Как я считаю, литература и архитектура создают мир, просто разными способами, — она произносила слово за словом, а я будто окунался в тот вечер, когда решил ее подвезти. Изабелла произносила те же слова, что говорила мне, отвечая на вопрос о выборе специальности. И в этот момент было более чем понятно, почему ее выбор пал на эту специальность, она жила, создавая мир на холстах и бумаге, скорее всего, много лет подряд, — естественно, что эти два направления тесно переплетены. Более того, я думаю, что литература позволяет глубже погрузиться и в историю искусств, — закончила она, взмахом ладони поправила упавшие на лицо волосы и ни разу не отвела взгляд, будто боялась потерять концентрацию.