Происшествие с Андресом Лапетеусом
Шрифт:
К черту все.
Он налил и выпил подряд несколько рюмок водки. Нога жены профессора была теплая и мягкая.
Лапетеус презрительно смотрел на сидящих за столом. На Реэт, которая, хохоча, совала Хаавику в рот кусок торта. На Мурука, говорившего о человечности и гуманизме. На Саммасельга, который соскабливал крем со своего куска торта, чтобы не испортить здоровья. На жену профессора, которая подбадривала его своим затуманенным, влажным взглядом. И на всех остальных. Смотрел на них и хотел крикнуть им в лицо, чтобы они убирались отсюда из-под их крыши.
Он слыхал, как
— Что с Андресом?
— Железный человек!
В голосе Реэт звучала насмешка. Оба они заговорщицки усмехались.
Лапетеус встал. Он должен уйти отсюда. Немедленно. Все равно куда. Главное — подальше от этого дома с сиренево-лиловыми дверями. Туда, где люди. Хотя бы к своим военным товарищам. Он, Андрес Лапетеус, еще совершит что-нибудь необычное.
Вышел в прихожую, оттуда на двор.
Вдоль улицы дул холодный ветер.
Лапетеус долго стоял на ступеньках, потом, зябко поведя плечами, вернулся обратно в дом.
Хаавик прекрасно понял, на что намекала Реэт. Что железный человек вовсе не железный человек. Что она, Реэт, разочаровалась в своем муже. И еще на что-то, щекотавшее самолюбие Хаавика.
— Андрес сегодня немного странный, — сказал он ей, будто сочувствуя Лапетеусу.
— Вы хороший друг…
Реэт смотрела мимо Хаавика. Глаза у нее стали грустными.
— Мы старые друзья, это так. Доводилось под одной шинелью спать и с одного котелка пшенную кашу есть. Война повлияла на всех нас. Он просто перетрудился. Андрес никогда не дает себе поблажки. Первые годы после войны и работал и учился, это требовало огромной энергии. Я предупреждал его, что при такой круглосуточной гонке он быстро износится, но он не послушал меня.
Реэт подняла свой грустный взгляд на Хаавика.
— Ни одному человеку я не жаловалась на наш брак. Но от вас, как от друга Андреса, я скрывать не буду. Последнее время Андрес вечно не в духе. Меня он больше не любит. Всем недоволен. Мне трудно, очень трудно. Я замужняя женщина, а чувствую себя крайне одинокой. Андрес, наверно, никогда меня не понимал.
— Я поговорю с ним, — загорелся Хаавик, — Как друг с другом. Мы должны узнать, что его мучает. Он стоящий человек. Хорошо, что вы сказали мне об этом. Мы снова вернем его к жизни и к вам.
Реэт грустно усмехнулась. Она положила свою руку с длинными, чуть-чуть вздрагивающими пальцами на руку Хаавика и сказала:
— Не делайте этого, Виктор. Я доверилась вам, не предавайте меня. Не хочется, чтобы он узнал об этом. Я от всех скрывала, какой он на самом деле. Ваш разговор ничему не поможет. А моя жизнь стала бы… еще мучительнее.
Хаавик ощущал, как словно что-то из ее руки переливается в него, и возбуждение усиливалось.
— Я… не понимаю Андреса. Что ему не хватает? У вас такой красивый дом. Модный, со вкусом отделанный, уютный. Машина. Не каждый может позволить себе автомобильные путешествия на Кавказ и в Карпаты. Чего он еще хочет? Чего он еще требует от жизни?
Хаавик остановился, потом продолжал:
— Я, проуа [18] Реэт, — не удивляйтесь, что я пользуюсь этим словом, но советская власть еще не успела создать новые обычаи в светских взаимоотношениях, — я не осмеливался говорить о вас, проуа Реэт, но теперь я скажу. Не сочтите меня за льстеца, хотя я нахожу, что старые, добрые традиции галантности нуждаются в восстановлении. На месте Андреса, будь у меня такая жена, как вы, я был бы сверхсчастлив. Я действительно не понимаю его.
18
Проуа — обращение к замужней женщине, соответствует слову «мадам».
Общество разбилось на группы. Жена профессора ходила из комнаты в комнату, она явно разыскивала Лапетеуса.
— Извините, — поднялась Реэт, — нельзя забывать о моих обязанностях хозяйки.
Она приказала убрать со стола закуски и заменить рюмки для водки коньячными. Заиграла радиола, и первый танец Реэт танцевала с Хаавиком.
— Я хотел бы оказаться на месте Андреса, — шептал он. — Мне было бы достаточно только вас. Машину и дом мы могли бы оставить ему.
Реэт серьезно посмотрела на Хаавика.
— Вы все принимаете за шутку. А я сейчас заплачу. Сегодня мой день рождения, а посмотрите, как он ведет себя. Бычится на всех и… Вы же сами видите.
Хаавик видел. И он в самом деле не понимал Лапетеуса. Ведь у Андреса было все, что могла дать жизнь. Он директор среднего предприятия — всем ведь не хватает министерских постов. В конце концов, директор на своем предприятии больший хозяин, чем министр в своей системе. Жена у него просто золото. Без Реэт у Андреса не было бы ни дома, ни машины. Думается, что и в постели она едва ли остается холодной и вялой. Какие у нее живые пальцы. Реэт уже далеко за тридцать, а танцует она как восемнадцатилетняя; Упруго и гибко.
Андресу повезло больше всех из них. Заведующий отделом Министерства лесной промышленности, заместитель председателя облисполкома, директор комбината. Почти наивысшая сфера. И опять Хаавик удивлялся, чего еще Лапетеус требует от жизни.
По сравнению с ним ему, Виктору Хаавику, везло гораздо меньше. Будь он редактором, тогда другое дело. Но редактором ему никогда не бывать. Он сделал большую ошибку, недооценил значение диплома. А сейчас учиться уже поздно, проспал хорошие денечки. Андрес оказался дальновиднее, сумел получить диплом вовремя. Хаавик теперь считал окончание политехнического института самым гениальным шагом Лапетеуса.
Он и Реэт танцевали вместе и второй и третий танец. Хаавик был в превосходном настроении. Реэт волновала его. Он видел, как напился Андрес, и проводил друга в спальню.
— Знаешь, Виктор, — говорил ему Лапетеус, с трудом поднимаясь по лестнице, — мне все надоело. И ты тоже. Ты страшный лицемер. Для тебя социализм — это голая бабья задница, и ничего больше. Иди к черту!
Хаавик спустился по лестнице. Он злился на друга. Так не говорят даже в пьяном виде.
— Железный человек! — снова сказала Реэт.