Проклятая деревня
Шрифт:
– А с чего ты решил, что здесь находится что-то твое?
Озадаченный подобной наглостью великан переступил с ноги на ногу, но, следуя какими-то своими внутренними мотивами, вместо ожидаемых попыток силового давления, продолжил странные переговоры:
– Вот этот замечательный плащик, – великан демонстративно выставил вперед облитую черной тканью руку, – почитай двадцать лет дожидавшийся здесь, носил тот, кто передал мне свою силу. Но, кроме одежды где-то здесь еще завалялись бесхозные врата. И сдается, кое-кто из присутствующих попытался ими сдуру воспользоваться. Так вот, последний раз
Ураганный порыв, порожденный обманчиво легким движением его ладони, сбил с ног всех, кроме, хоть и с трудом, но все же удержавшегося на ногах Романа. Пока тут же вскочившие спецназовцы хватались за оружие, больно ударившаяся коленом Ольга с громким проклятием вскинула взгляд на вурдалака и обмерла, оборвавшись на полуслове. Побелев, она зажмурилась, не веря собственным глазам, а когда открыла их снова, то сначала одними губами прошептала, а потом не своим голосом закричала: «Се-е-ергей!!!»
Похоже, вампир был поражен не меньше остальных, когда заливающаяся слезами женщина кинулась к нему и повисла на шее. Небрежно избавившись от объятий, он ухватил ее стальными пальцами за горло, с холодным любопытством всматриваясь в лицо и пытаясь узнать. А когда вспомнил, то вполне искренне изумился:
– Надо же, никогда бы не подумал, что ты уцелела. И за каким же дьяволом тебя сюда принесло?
За посиневшую от удушья, с хрипом хватающую широко открытым ртом воздух Ольгу ответил вплотную подскочивший к упырю Роман:
– За тобой, тварь!!! Отпусти мать, иначе прямо сейчас сверну тебе шею!!!
– Надо же, – вампир чуть ослабил хватку, давая Ольге возможность вздохнуть и впился полыхнувшими темным пламенем глазами в судорожно стиснувшего кулаки парня, – какая пастораль. Все семейство в сборе, – и гнусно ухмыльнулся, обнажая белоснежные клыки. – Вот оно и решилось само собой. Беги, тащи быстрее сюда саркофаг… сынок… Или шею ей сверну я.
Роман в ужасе отшатнулся, хватаясь за голову, а напружиненный, давно подбирающий подходящий для атаки момент Олег, изумленно переглянулся с Алексеем и, несмотря на драматичность момента, присвистнул от неожиданности:
– Ну, ничего себе поворотик сюжета, – он повернулся к священнику, краем глаза продолжая контролировать обстановку. – И что теперь делать?
Тот, машинально отряхивая приставший к брюкам мусор, раздраженно отмахнулся:
– Пока не лезь… Жди…
Тем временем пришедший в себя Роман, испепеляя взглядом, как ни в чем не бывало продолжавшего медленно сжимать Ольге горло вампира, сначала попятился, а затем, резко развернувшись, кинулся в стоявшую по соседству с домом церковь. Через минуту он ступил на крыльцо, держа над собой на трясущихся от нечеловеческого напряжения руках, громадину артефакта, окутанную плотным сизым облаком, из которого с электрическим треском били золотистые молнии.
– Ну, вот и конец представлению, – с заметным облегчением довольно пророкотал упырь и, пользуясь тем, что его противники отвлеклись, ошарашенные фантасмагоричностью наблюдаемой картины, неторопливо погрузил клыки в шею бьющейся в конвульсиях жертвы.
От жуткого, исполненного безнадежного отчаяния воя Романа содрогнулись стены церкви, а с колыхнувшихся верхушек ближайших деревьев взвилась в воздух перепугано каркающая стая воронья. Рухнув на одно колено, он с размаху обрушил всю массу саркофага за спину, разнося в щепки двери притвора. А когда махина артефакта с грохотом и хрустом встающих на дыбы половых досок кувырнулась обратно в церковь, прыгнул на черного исполина.
Однако, как бы не был быстр Роман, выпавший во время прыжка из поля зрения не только девушки и священника, но и обладающих значительно более развитым темпом восприятия монаха и милиционера, реакция вампира все равно оказалась на порядок выше. Успев отбросить ставшее помехой бездыханное тело Ольги, вурдалак контратаковал сложенными вместе кулаками. Проморгавший ужасающий по мощи удар, Роман отлетел, словно резиновый мячик от бетонной стены, как карандаши ломая спиной толстенные столбы, на которые опирался навес над крыльцом церкви.
Но, стоило вампиру опустить руки, как в его правую глазницу с отчетливым чмоком вошел метко пущенный Викой арбалетный болт. Взревевший от полыхнувшей внутри черепа нестерпимой боли упырь царапнул когтями по оперению стрелы и тут же лишился двух пальцев, срубленных метательным ножом Алексея. Однако на бросок второго ножа он успел среагировать, и нацеленное в левый глаз лезвие лишь до кости вспороло щеку.
Подкравшийся сзади Олег неуловимым движением мачете разрубил вурдалаку правый трицепс, обездвиживая руку. Он уже примерился к решающему удару по шее, когда, казалось, обреченное чудовище, с яростным визгом завертелось вокруг своей оси и плетью изувеченной конечности со всего размаху хлестануло по ребрам не успевшему отскочить монаху.
От неминуемой смерти Олега спасло лишь то, что в последнее мгновенье он все же попытался уклониться. Каменной твердости лапа, по ударной мощи сравнимая с телеграфным столбом, скользнула по касательной, тем не менее, напоследок сорвала стальными крючьями когтей внушительный пласт кожи с его левого бока.
Хрипло расхохотавшись, вампир небрежно выдрал из глазницы убийственный для нечисти рангом пониже, липкий от вскипающей безобразными пузырями зловонной слизи осиновый болт, и легко, будто спичку переломил его между пальцами. В бешенстве отшвырнув обломки, свирепо прорычал: «Это все, на что вы способны, жалкие насекомые?.. Зря вы меня не послушались… Теперь молитесь, несчастные… Сейчас вот новоявленного сынка в истинную веру обращу, и настанет ваша очередь …»
При виде точками натекающей из-под разодранной одежды алой крови, вурдалак, судорожно облизнувшись, уже, было, потянулся к беспомощно распластанному на смятой траве Олегу, но, немалым усилием воли переборов соблазн, рокотнул сам себе: «Успею, никуда он не денется…» – мощным пинком откинув бесчувственное тело с дороги.
За два широких шага темный великан достиг крыльца церкви и здоровой рукой за грудки приподнял Романа над землей, но тут же выронил, когда в его висок, застревая в осколках раздробленной кости, вонзился тяжелый крест отца Матвея, пущенный твердой рукой Алексея.