Проклятая Мангазея
Шрифт:
– Как себе! Ты тоже можешь на него положиться. Правда, ты ему немного не нравишься. Ревнует, наверное. Но то его дело. Нам это не должно помешать или беспокоить. Главное, убедить, уговорить Осипа. А он мужик упёртый.
– А можно предложить ему оставшихся соболей? Всё ж деньги приличные даже для него. Тыщи не валяются по переулкам.
– Посмотрим, как он воспримет нашу просьбу, – несколько сурово ответила Айсе.
– Да. Подождём. Что сейчас гадать. Скоро всё узнаем.
А Таган постоянно был мрачен и Тимошка выразил сомнение в его верности.
– Ты уверена, что твой
– Совершенно! Уже говорила это тебе. Чего болтать лишнее? Жди и надейся!
– А ты продолжаешь молиться своим божкам? Я тут вообще тебя не понимаю.
– Что тут понимать, мой Тимочка? Все боги и духи могут помочь. Разве что досадить им глупости хватит. А помешать молиться никто не может. Мы же тихо молимся. Одни боги слышат. А ты знаешь, как меня сделали мусульманкой? То было перед смертью матушки. Проезжавший по стойбищам проповедник-мулла заявил, что приняв ислам, моя мама перестанет хворать. Она меня и попросила так сделать. А когда мама всё же умерла и никакие шаманы ей не помогли, я не вспомнила про муллу. Лишь позже поняла, что и он не помог. Тогда мне показалось, что все веры мало что могут сделать. Но испугалась осудить хоть какого бога. Теперь надо в Христа верить. Больше делаю вид. А страх так и засел во мне. Никого не ругаю! Хотя в стойбищах ругать наших богов можно и даже палить их деревянные изваяния! Их же легко восстановить, не так ли?
– Ну и каша у тебя в голове! – изумился Тимошка. – Ты так легко относишься к религиям! Не боишься?
– Так я всех их благоволю, подарки приношу и молюсь им. Чего ещё надо?
– Ты хоть понимаешь, что показывать это нашим людям нельзя?
– А как же! Меня и Осип предупредил. Он всё знает. Тоже стращает, поругивает.
– Ну и странная ты, Айсе' Но я всё равно без ума от тебя. Как такое случаете? Непонятно. А ты знаешь?
– Ничего я не знаю. Отстань. У нас есть куда более важные дела для разговора, – и игриво улыбалась. Тимошка с радостью всё понял, и они заспешили в избу.
И уж совсем неожиданно к Тимошке ввалились пять стрельцов и без особых разговоров стали обыскивать дом и рыскать в огороженном обширном дворе. Один даже поддал Тимошке по затылку за разговоры и возмущение.
– Пошли, ребята. Видать парень правду говорит. Ничего у него нет. – То говорил десятник, и стрельцы, подозрительно поглядывая на парня, ушли. – Даже вина нет!
– Как он тут живёт? – поддакнул ещё один, – жратвы и той почти нет. – И вопросительно глянул на Тимошку, стоящего в одном исподнем на ветру и морозе. – Крепкий ты, парень. Ну, бывай. Жди ещё...
Последняя фраза обеспокоила Тимошку. Подумал, что стоит ждать второго вторжения, и страх зашевелил волосы у него на голове. Благо этого нельзя заметить.
Айсе выслушала его повесть с неудовольствием.
– Они ещё вернутся. Ничего не говорили, что побудило их прийти?
– Будут они мне что-то говорить. И так по кумполу получил. Слегка, да всё ж обидно. Ладно, посмотрим, как дела пойдут дальше.
– А дальше тебе нужно перепрятать свой мешок, и я тебе скажу где. У вас работает баба из самоедов. У неё чум стоит в версте вниз по Мангазейке до самого Таза. Вот там и можно спрятать. Она не выдаст. Мне многим обязана. Дело такое было с нею. Так что подготовься. И поспеши. Могут нагрянуть в любой день.
Вечером Тимошка с Айсе вывели нарты за город и по целине сотни две шагов гнали оленей к Мангазейке. Местами лёд был завален снегом и добирались до жилища самоеда Инто за полчаса.
– О! – вскочил со стопки шкур хозяин с радостной улыбкой. – Какой хорошо гость! Айсе дорогой! С тобой люча! Быть гость. Мать, ставить мясо.
– Инто, мы по делу, – строго заметила Айсе. – Выйдем, там скажу. Нам срочно надо надо вернуться. Поспеши одеться.
Они не стали слушать просьб старухи и вышли, не дожидаясь хозяина.
– Что так спешить? Не люди так, Айсе!
– Инто, не верещи. Мы привезли мешок. Ты должен его спрятать понадёжней, и никому кроме нас с этим человеком не показывать. Постарайся сохранить. Этого человека зовут Тимофей. Запомнишь?
– Помнить, помнить, Айсе! Сделать. Давай мешок.
– И пусть из твоих поменьше кто будет знать о мешке.
– Я знать. Сын знать. Больше нет, Айсе! – кланялся старый охотник.
– Тогда мы поехали. Спешим, – торопливо прощалась Айсе и кивнула Тимошке. Тот любезно пожал руку охотнику и погнал оленей к городу.
– Ну и морда у него хитрая! – чуть не ругался Тимошка.
– Иначе в ихней жизни почти невозможно выжить. Исхитряться слишком часто приходится, милый Тимофей. Зато теперь мы будем спокойны. К тому же пурга надвигается. И сильная. Всё следы заметёт.
– Как определила? – удивился Тимошка, погоняя олешек.
– Сердце щемит. К пурге.
– Может, от волнения? Ведь опасное дело делаем.
– Не так щемило бы тогда. То к пурге. Ближе к утру начнётся.
– Поглядим, – с расстановкой молвил Тимошка и сошёл с нарт, помочь животным. Было ещё часов пять или меньше вечера, когда молодые люди вернулись. Тимошка бросил оленям немного сена. Ведь весь корм за оградой они уже съели. Поглядел в тёмное безбрежное небо без звёзд и сияния. Оно затянулось тучами и ему тоже показалось, что пурга обязательно будет.
«Хорошо, что проехали дальше шагов двести, – подумал Тимошка. – Так легче запутать любопытных. А то на самом деле, как говорит Айсе, можно и не успеть».
Тимошка хотел отпраздновать успех в деле, но Айсе была чем-то расстроена.
– Что загрустила? – чуть с усмешкой спросил Тимошка. – Пока всё прошло вполне хорошо. Нечего хмуриться. Скоро к твоему Осипу отправимся по нашему делу.
– Вот и я об том. Утром мне Таган доложил, что Осип уже нашёл мне жениха. И Таган его видел. И это меня сильно беспокоит.
– Неужели тебе не уговорить Осипа? А кто такой?
– Я его ещё не знаю, и не видела. А Таган заявил, что лет пятьдесят и уж дюже неприятный мужик. Купец, как и Осип. Санным путём приехал из Тобольска. Силантием кличут. Вот и суди сам, как уговорить Осипа. Может, он нарочно так торопился, зная и не одобряя мой выбор. Кто его знает!
– Значит, новая задачка мне поставлена, Айсе. А вот как её решить... пока не могу ничего сказать. Надо думать и побыстрее.
– Что ты надумал? – насторожилась девушка.