Проклятая звезда

Спотсвуд Джессика

Я представляю себе мою замечательную младшую сестричку — ее белокурые локоны, серые глаза, от которых не укроется ни одна мелочь, — и на меня волной накатывает тоска по родному дому. С самого рождения Тэсс я видела ее ежедневно, если не считать последних шести недель. Я помню чувство облегчения, которое вызвал ее первый крик (перед ней мама родила мертвого мальчика), помню миг, когда впервые увидела красное сморщенное личико. И Маура — у нас с ней слишком маленькая разница в возрасте, чтоб я могла помнить себя без нее; она просто всегда была в моей жизни, она дралась со мной и заставляла меня смеяться. Я ненавижу Сестричество за то, что теперь мы разлучены.

Я ненавижу магические способности, из-за которых меня заставили покинуть дом.

Ах, если бы мы с сестрами были нормальными, обычными девчонками! Но это не так. И незачем даже думать на эту тему, такие мысли до добра не доведут.

— Почему бы тебе не спуститься со мной в гостиную? — предлагает Рилла.

Дома у меня всегда была своя комната, и мне так странно делить спальню с посторонним человеком. В этой комнате две высоких узких кровати, два шкафа, один туалетный столик — и совершенно никакого личного пространства. Рилла знает, что я тоскую по дому, и старается поднять мне настроение. Она зачитывает мне пассажи из своих любимых страшных готических романов, приносит мне перед сном горячее какао, угощает липкими кленовыми леденцами, которые мать шлет ей с их фермы в Вермонте. Она хочет как лучше, но ничто из того, что она делает, не может излечить разбитого сердца.

— Нет, спасибо, мне позаниматься нужно, а в гостиной не сосредоточиться из-за болтовни. — Я сажусь и беру в ногах кровати тетрадку по истории.

— Ке-е-ейт, — вздыхает Рилла, с трудом прокладывая путь к своей кровати возле единственного окна; моя кровать стоит вдоль стены, — ты не можешь все время так затворничать. Неужели ты не хочешь поближе познакомиться с другими девочками?

Честно говоря, не особенно. Они вечно смотрят на меня так, будто ждут, что я вот-вот явлю миру какие-то невероятные магические возможности, и я постоянно чувствую, что разочаровываю их.

— Давай завтра, — предлагаю я.

— Ты всегда так говоришь. — Рилла запрыгивает в кровать. — Я знаю, тебе не хочется тут жить. Все это знают. Ты почти этого не скрываешь. Но сейчас уже декабрь, ты уже больше месяца в Нью-Лондоне. Может, пора перестать унывать и начать общаться?

— Я стараюсь, правда! Еще как стараюсь, — уязвленно утверждаю я.

С тех пор как два дня назад я исцелила Мэй, меня перевели из класса ботаники, занятия в котором мне нравились, на более высокий уровень, в класс целителей. Мы с Мэй теперь занимаемся вместе, и она все время предлагает мне поиграть в шахматы за чашкой послеобеденного чая. А Рилла каждый раз старается занять место рядом со мной во время трапез и наших общих уроков, хотя, конечно, ей было бы легче и приятнее сидеть не с надутой особой, от которой слова не дождешься, а с болтающими, смеющимися девушками.

А я ни разу не поблагодарила их за это.

— Ты в этом уверена? — вторит моим мыслям Рилла, и ее тон непривычно ехиден. Она потирает ладошкой забрызганные веснушками щеки — каждый раз, когда я смотрю на них, мне вспоминается Финн. — Я говорю не об уроках колдовства и не о раздаче пищи беднякам. Я о том, чтоб ты постаралась почувствовать себя тут как дома. Да ты только посмотри на свою половину комнаты!

Ох. Я вдруг замечаю разницу. В ее части спальни — кровать, небрежно укрытая желтым стеганым одеялом, книжки, кружки и разбросанные платья. Моя часть выглядит нежилой. Я не послала ни за ковром в розовых цветочках, ни за маминой акварелью, на которой она изобразила наш сад. Я убеждала себя, будто дело в том, что я стремлюсь занять как можно меньше

места, но так ли это? Быть может, я просто хочу быть готовой в любой момент собрать вещички и покинуть эту комнату?

— Я стараюсь стать твоей подругой, Кейт. Но ты через раз ведешь себя так, словно я назойливая муха, и ты не прочь меня прихлопнуть. Ты никогда не спрашиваешь, как мои дела. Ты даже не поинтересовалась, как я вообще сюда попала!

Моя соседка монотонно скучно перечисляет свои претензии, и они вызывают у меня оторопь. Рилла, всегда такая благодушная, такая доброжелательная… Я и понятия не имела, что мое поведение ее ранит.

— Ты же знаешь, я заступаюсь за тебя, когда девчонки говорят, что ты необщительная задавака. И Мэй тоже тебя защищает. Но тебе надо бы и самой постараться.

Рилла забирается на кровать с ногами. Сегодня на ней новое платье из желтой парчи с очень пышными оранжевыми рукавами, оранжевым бантом на груди и оранжевыми шифоновыми оборками по подолу. И это платье ей очень идет. Пришло ли мне в голову сказать ей об этом? Я так погружена в свои занятия, в свою тоску по Мауре и Тэсс…

— Может быть, иногда мне хочется пять минут побыть одной! Может, я думаю о чем-то более важном, чем чье-то новое платье или очередная Алисина гадость, — огрызаюсь я, ссутулив плечи и прижимая к груди книгу.

Лицо Риллы вспыхивает.

— Я не об этом, и ты это знаешь… или знала бы, если бы удосужилась поговорить со мной. Все мы знаем, как плохо идут дела, но мы вовсе не обязаны не переставая об этом думать. Ты не помрешь, если иногда немножко повеселишься.

— Наверное, — шепчу я, уничтоженная звучащим в ее голосе разочарованием.

Я действительно могу еще постараться. Присоединиться, например, к игре в шахматы или в шашки или поиграть после ужина в шарады, полистать модные журналы из Дубай, поговорить о том, кого недавно арестовали Братья и что теперь должно сделать Сестричество. Я знаю, именно этого ждут от меня девчонки. Если я захочу, то смогу обрести тут подруг.

Но тем самым я признаю, что отныне мой дом тут, среди этих посторонних женщин, и что мой удел — Сестричество, а не жизнь с Финном. Признаю, что для меня нет пути назад, что Сестры были правы, когда строили против меня свои отвратительные козни, что они не зря привезли меня сюда, несмотря на мое отчаянное сопротивление, что теперь я принадлежу им.

Я глубоко вздыхаю, прислоняюсь к латунному изголовью кровати и вытягиваю ноги.

— Как ты тут оказалась, Рилла?

Она хмурится:

— Ты спрашиваешь, потому что тебе интересно, или просто делаешь мне одолжение?

— Потому что интересно, — честно отвечаю я. — И потому, что мне жаль, что я не спросила раньше.

— Тогда ладно. Я сделала кое-что ужасно глупое. — Даже при свете свечи я вижу, как краснеют уши Риллы. — Я влюбилась в одного парня, Чарли Мотта. Знаешь, такой черноволосый красавчик на черном коне. А он меня не замечал вовсе, и я совсем отчаялась. Как-то мы компанией собрались в субботу вечером покататься на санях, и я была уверена, что сяду рядом с ним. Но с другой стороны от него села Эмма Каррик, и он обнял не меня, а ее. Я так ревновала! Ну и немножко потеряла контроль над собой. Мне захотелось, чтоб она не была такой хорошенькой, и вдруг так и вышло! Она стала просто уродкой! Ей все лицо крапивницей обметало, а нос вот до сих пор вытянулся, — Рилла машет рукой дюймах в шести от кончика собственного носа. — Чарли это увидел и шарахнулся от нее. А я ничего не смогла с собой поделать и рассмеялась.