Проклятая
Шрифт:
Я не знала, что на это ответить. Извиниться? Но это казалось неуместным, поэтому я промолчала.
Паркера это устроило.
— Тебя тяжело блокировать. Люди, чей мозг постоянно работает, постоянно транслируют свои эмоции, — он прервался, наконец, посмотрев на меня. — Фиби сказала, что ты видела.
— О, — произнесла я, понимая, что он имел в виду порезы.
— Ей тяжело блокировать тебя, блокировать Хайдена. Это доводит ее.
Мне показалось, что Паркер извиняется за поведение Фиби, объясняя мне, почему она причиняет себе боль.
— Я
Он наклонил голову на сторону.
— Фиби в порядке.
— Люди в порядке не режут себя.
— Люди также не думают, что у них нет души, — Паркер поднял брови. — Как и не верят в то, что хотят причинять людям вред. Думаешь, ты сама в порядке?
Моя челюсть отпала.
— Разве не так ты относишься к своему дару? Ты веришь, что не можешь справиться с ним, что твое прикосновение неконтролируемо. И ты убедила себя, что у тебя нет души, что ты зло. Таким образом, это снимает с тебя ответственность.
— Это неправда.
— Фиби режет себя, чтобы отвлечься от чужих эмоций. Я держусь подальше от людей, чтобы не копаться в их головах, — и, наверное, для того, чтобы доказать свои слова, он сделал еще шаг назад. — Гейб счастливчик, ему не приходится справляться с этим, как нам.
— А что насчет Хайдена? — спросила я, прежде чем смогла остановиться.
На его губах появилась циничная улыбка.
— Хайден научился принимать свой дар. В отличие от всех нас он знал, как справиться. И справлялся.
— Говоришь так, словно теперь не справляется. Я не верю в это. Он такой сильный.
Паркер покачал головой.
— Хайден показывает тебе то, что хочет, чтобы ты видела. Ты не знаешь Хайдена. Он никогда не контролирует себя, особенно рядом с тобой.
***
Ты не знаешь Хайдена.
С блокнотом и чашкой шоколада в руке, я зашла в дом, когда Паркер уехал. Меня трясло, несмотря на то, что в доме было тепло. Почему я вообще думала о Хайдене? Мы теперь даже не друзья. И, кроме того, если верить Фиби, его привлекают сломленные и потерянные люди.
И это мне не льстило.
Мне не нужна была его помощь в контроле над моим прикосновением. Мне нужно было, чтобы он верил, что его отец повинен в аварии. Но что до всего остального: чем мы делились, о том, что не касалось моего прикосновения или аварии? Его дружба, то, как он мог разговорить меня на любую тему? Или то, как он смотрел на меня, то, как я чувствовала себя рядом с ним?
Останавливаясь в холле, я хотела пнуть себя. Мне было не нужно все это за прошедшие два года.
И, уж точно, мне это было не нужно сейчас. Что мне нужно было, так это забыть о Хайдене, потому что сейчас не он был важен. А тот, кто устроил аварию.
Чем больше я думала об этом, тем больше недоумевала, кому настолько нужна была Оливия, чтобы убить за нее. И — не
Я просто не могла понять, для чего все это.
Засунув блокнот под руку, я потерла виски. Эх. Недостаток сна в сочетании с тяжелыми мыслями вызвал у меня головную боль.
Я пошла на кухню помыть чашку и обнаружила там Кромвела за столом, вокруг него лежало несколько газет. Я не успела быстро уйти, прежде чем он поднял на меня взгляд.
— Привет, Эмбер.
— Привет, — я помыла чашку в раковине, ощущая его тяжелый взгляд на своей спине. У меня ушли все силы не наброситься на него с обвинениями. Когда я обернулась, Кромвел откинулся в кресле.
— Можно задать вопрос?
Он кивнул.
— Можешь задавать любые вопросы.
— Возможно ли, что мои родители знали о даре Оливии? Прежде, чем она начала его использовать активно?
Кромвел взглянул на одну из газет.
— Возможно, особенно, если Оливия была не первой одаренной в семье.
— Вы говорите о том, что у кого-то тоже был дар? Нашей семье?
— Не доказано, что дар передается по наследству, но есть семьи, в которых есть больше, чем один одаренный. Как Фиби и Паркер.
— Не может быть, — пробормотала я. — Мама с папой были очень скучными и обыкновенными.
— Может и не твои родители, а пращуры, или дядя с тетей, или кузены?
Вся моя семья была скучной.
— Нет. Не думаю.
— Признаюсь, что заглянул в твое семейное древо, когда мы привезли тебя сюда. В основном ради собственного любопытства.
Я подошла к нему еще ближе.
— Вы что-то нашли?
Он колебался.
— Нет.
— Вы уверены? — тихо спросила я, мне было тяжело держать зрительный контакт с ним.
Он невозмутимо улыбнулся. Внутри меня все похолодело.
— Я уверен на сто процентов.
Без сомнений, я поняла, что он врет. Он нашел что-то — что-то, чем не хотел со мной делиться. Холод распространился по моей коже, оставляя за собой противные мурашки.
Он встал.
— Не могла бы ты пройти за мной?
Я с большим удовольствием прошла бы по битому стеклу, но выбора у меня не было.
— Конечно.
Кромвел посмотрел на меня так, словно прочел мои мысли, и мне привиделась настоящая улыбка на его губах, всего на секунду или две.
Итак, я последовала за Кромвелом к его домашнему офису в другом крыле дома. Все правое крыло было учебной зоной, которая казалась стерильной и безжизненной.
Кромвел прошел за свой стол, пока я стояла в середине комнаты, не желая подходить ближе. Я не могла удержаться. Глядя на него, я видела улыбку своего отца за минуту до того, как он нажал на газ и выехал на перекресток. Дрожь отвращения прошла сквозь меня.