Проклятье Пифоса
Шрифт:
Аттик не шевелился. Он настолько всецело передал свое физическое тело металлу, что его неподвижность была абсолютной. Капитан стоял, будто статуя, словно неживой предмет, который вспыхнет ужасающей жизнью, стоит его прогневить. Он всматривался в окно, словно открывающийся вид был его личным врагом. Железно бросало вызов саду.
— Вы можете определить местоположение точнее?
— Полагаю, что да. Чем ближе мы подходим, тем сильнее ощущается воздействие. Если мы пройдем над ним, уверена, я пойму это.
— Значит, так мы и поступим.
«Веритас феррум» начал медленно идти над экватором Пифоса, по оси вращения планеты. Страссны покинул
Чем ближе ударный крейсер подходил к источнику феномена, который ощущала Эрефрен, тем больше Гальбе казалось, что она теряет над собой контроль. Осторожность, неизменно бывшая ее броней, давала слабину. Голос Ридии становился громче, яростнее. Когда поиски только начались, она просто тихо общалась с Аттиком, говоря ему, куда следует направить корабль. Но теперь женщина указывала посохом и тростью, как будто дирижируя невидимым оркестром размером с целую планету. В ее движениях появился ритм. Они завораживали. Гальба понял, что ему трудно отвести взгляд. Голос астропата также изменился. В нем все еще чувствовалась яростная мощь, но она больше не кричала. Теперь она пела. У Гальбы сложилось впечатление, будто корабль находился всецело в ее распоряжении, что Эрефрен управляет миллионами тонн металла мановениями трости. Он попытался избавиться от иллюзии, но безуспешно. Она цеплялась с силой чего-то опасно близкого к правде.
А затем…
— Там, — выдохнула астропат. — Там, там, там.
— Полный стоп! — велел Аттик.
— Там, — Эрефрен указала тростью с такой яростью и точностью, что казалось, будто она нисколько не слепая. Женщина пару секунд стояла совершенно неподвижно, подобная легионеру рядом с собой.
По мостику прошелестело нечто громадное. Тончайшая преграда скрыла шепот. То были ужасные слова, которые хотели быть услышанными.
Мгновение прошло. Гальба моргнул, обеспокоенный тем, что позволил себе такой переизбыток воображения. Эрефрен опустил трость и, разом сникнув, оперлась на посох. Она тяжело дышала, из ее груди доносилось дребезжание. Затем женщина выпрямилась и вновь облачилась в броню осторожности. Она еще раз вздрогнула и окончательно пришла в себя.
— Вы в порядке, госпожа Эрефрен? — спросил Аттик.
— Теперь да, капитан. Благодарю, — но в ее голосе снова появилось напряжение. — Но я должна вам сказать, что место невероятно соблазнительно для всех подобных мне.
— Чем оно соблазнительно?
— Всем.
Аттик оставил ее слова без комментариев, и повернулся к окну. Гальба нахмурился. Слова, которые использовала Эрефрен, обеспокоили его. От них веяло суеверностью.
— Можно ли точнее определить место? — поинтересовался капитан.
— Доставьте меня на поверхность.
Аттик сделал удивленный жест.
— Астропат в полевых условиях?
— Я буду служить так, как это необходимо. И это необходимо.
Капитан кивнул.
— Мастер ауспика, — позвал он. — Провести глубокое сканирование района под нами. Что бы ни оказывало воздействие на варп, у него есть местоположение, а значит должно быть и физическое воплощение. Мы достаточно близко, чтобы отыскать его, — затем он обратился к Эрефрен, — у нас могут найтись и другие средства.
Астропат поджала губы, на ее лице явственно читалось сомнение.
— Начинаю сканирование, — сообщил Аул.
Прошло несколько минут. Люди на мостике ждали, единственным звуком было тихое бормотание когитаторов. Железные Руки представляли собой зрелище истинной недвижимости. Люди, превращенные в орудия войны, застыли в оцепенении до тех пор, пока их не пробудит приказ к действию.
— Все ответные сигналы отрицательные, — произнес Аул. — Модули ауспиков ничего не обнаруживают… — он замолчал. — Секунду. С этой зоной что-то не так, — по его команде в центре мостика возникло масштабированное гололитическое изображение Пифоса. В северном полушарии, на восточном берегу видимого из окна континента, замигала точка.
— Участок все равно слишком большой, — сказал Аттик. — Сузь его.
— Капитан… — в голосе Эрефрен зазвучало предупреждение.
Аул склонился над экранами.
— Там что-то есть, — сказал он. — Я сфокусирую на нем луч…
Свет на мостике мигнул и погас. Гололит Пифоса растаял. Даррас заворчал. Гальба посмотрел вниз и увидел, что показатели на его станции исчезли.
Модуль ауспика взорвался. Рама полетела в Аула в экстазе изорванного металла. Его захлестнул огненный шар цвета раскаленной добела плоти. По стенам затрещали калейдоскопические молнии. Они прошлись вдоль потолка, высадили двери и ворвались в коридор, ширя электрический крик по всему кораблю. «Веритас феррум» содрогнулся. Дрожь исходила от ядра — глубокое, могучее биение, которое едва не сбило Гальбу с ног. Это были судороги уже раненого судна, в который вонзился кинжал убийцы.
Гальба и Даррас со всех ног бросились к посту Аула. Аттик оказался возле него первым, добравшись до раненого легионера прежде, чем огненный шар успел погаснуть. По периметру взрыва еще подрагивало пламя. Оно не трещало. Вместо этого оно издавало звук, напомнивший Гальбе вздыхания. Многотысячный хор давил на слабеющую стену стремлением, ненавистью и смехом. А затем огонь погас, забрав с собою вздохи и веру Гальбы в услышанное им.
Палуба перестала ходить ходуном. Люмополосы на мостике зажглись снова. В зале вился дым, наполняя ноздри сержанта запахом сожженных могил. Аул лежал неподвижно. Острые края ауспика пробили доспехи в полудюжине мест. Казалось, легионера схватил металлический коготь. Один из пальцев пронзил ему горло, пригвоздив к палубе. Другой раздробил переносицу и вышел из задней стенки черепа.
Аттик вырвал покореженную раму из тела легионера.
— Апотекарий… — начал Даррас.
— Здесь нечего изымать, — оборвал его Аттик.
Гальба увидел, что капитан прав. Раны нанесли непоправимый урон прогеноидным железам Аула. Его генетическое наследие не достанется следующим поколениям Железных Рук. Форма разрушенного ауспика встревожила Гальбу. Коготь красноречиво свидетельствовал о том, что Аул не стал жертвой несчастного случая. На него напали.
Смехотворно. Гальба понимал, что ему не следует думать о подобном. Он вел себя несправедливо по отношению к павшему брату, придумывая иррациональные фантазии касательно его гибели. И вновь он прогнал невозможное.
Он предпочел не думать, сколь часто ему приходилось сдерживать такие мысли.
— Состояние корабля? — спросил Аттик.
Гальба метнулся обратно к своему посту. Гололитический дисплей, подрагивая, снова ожил. Сержант изучил показания.
— Новых повреждений нет, — отчитался он. Для него эти слова казались ложью. За пределами мостика пожаров не было. Цельность корпуса также не нарушена. Все системы жизнеобеспечения работали как положено. Щиты подняты. Ауспик уничтожен, один боевой брат погиб. За исключением этого, корабль не пострадал. Вот только Гальба знал, что это не так. И дело вовсе не в иррациональной интуиции. Он своими глазами видел, как корабль захлестнула разрушительная энергия. Она не могла исчезнуть бесследно. Гальба не верил в это. Он чувствовал в «Веритас» отличие, даже в палубе под ногами. Корабль утратил нечто жизненно-важное и получил новую, тревожную черту: хрупкость.