Проклятие Батори
Шрифт:
Задняя дверь в туалетную комнату графини неохотно отворилась, и Зузана услышала шуршание покрывал и простыней из спальни позади. Девушка в душе обругала себя за то, что заснула после кошмарного сна, в котором давилась и задыхалась, хватая ртом воздух, как карп на берегу. Даже когда ее глаза распахнулись, она по-прежнему видела облитые кровью стены замка. Девушка с трудом обрела дыхание, и красная кровь постепенно поблекла и снова стала серым камнем.
Зузана поцеловала маленький крестик у себя на шее, и ее обветренные губы зашевелились в безмолвной молитве.
Она была единственной служанкой, которую графиня Эржебет Батори взяла с собою из Шарварского
– Как ночна мора [6] в утреннем свете, когда солнце прогоняет демонов тьмы! – дразнила девушку грудастая Гедвика.
Ночна мора. Кошмар. Деревенские служанки со своим ломаным немецким прозвали ее Ночна Мора – кошмар. Они говорили только по-словацки, не знали ни слова по-венгерски, но графиня терпела их. Те, кто не мог спать на соломенных тюфяках в замке, приходили из деревни до рассвета; они проделывали долгий путь, закутавшись от зимнего снега в свои плащи и остерегаясь рыскавших в темноте волков с янтарными глазами.
6
Ночна мора (словацк. nocn'a mora) – кошмар. Автор использует словацкое слово nocn'y, что неправильно.
Чахтицкий замок высился на скалистом склоне горы, окруженный дикими пограничными землями воинственного королевства Венгрии, где правили Габсбурги. Это был один из аванпостов, оберегавший против наползавшей с востока Оттоманской империи. Слишком часто утренний ветерок доносил с тамошних полей брани едкий запах пороха и выжженной земли.
Зузана поворошила угли в очаге и подложила хворосту, чтобы разгорелось пламя. Неровные стекла в окнах искажали свет, отбрасывая бледные пятна неправильной формы. Хлопала крыльями какая-то птичка, взлетевшая на рассвете со своего насеста. Служанка, подняв глаза, проследила за ее полетом.
Она взвизгнула, когда разгоревшееся пламя обожгло ей пальцы.
Послышался скрип деревянной кровати и шорох простыней. Служанка будет натирать маленькие белые ступни госпожи серой амброй и умащать лавандой, прежде чем надеть на них тапочки из кожи козленка. А Дарвулия даст графине утреннее снадобье и будет читать оберегающие заклинания. Зузана засуетилась, зная, что в любой момент графине Батори может потребоваться все ее внимание.
На накрахмаленных холстах были разложены серебряные расчески, гребни из слоновой кости и филигранной работы зеркало. На туалетном столике выстроились фиалы с благовониями и жестянки с пудрой. Зузана вытащила пробку из хрустального флакона венгерской воды – спирта с верхушками розмарина и серой амброй. Ее бледные губы сложились в довольную улыбку: аромат был неземной, и она знала, что госпоже он понравится. Служанка получала удовлетворение от легендарной красоты графини Батори; в этой красоте
Графиня страшно гордилась цветом своего лица и никогда не открывала кожу прямым солнечным лучам. Скупой свет, что прокрадывался сквозь стрельчатые прорези и проскальзывал меж краев бархатных штор, – вот и все, что она могла допустить.
Поговаривали, будто графиня смертельно боится солнца.
Вот откуда берутся дурацкие сказки, думала Зузана. Пусть деревенщина в Чахтице шепчет легенды о демонах, а Зузана знала, что лишь тщеславие графини заставляет ее прятаться от солнца.
Ночь была временем для прогулок графини Батори в ее черной лакированной карете или для приема гостей в большом замковом зале. И графиня настаивала, чтобы именно теперь, в этот ранний час, точно разделяющий день и ночь, она совершала свой туалет, когда дневной свет еще слаб и она может рассмотреть свою кожу в зеркале без страха перед грубыми солнечными лучами.
В спальне замурлыкал голос графини, и Зузана напряглась. Оставалась еще одна задача, самая трудная за утро – отполировать зеркало.
Схватив мягкую тряпочку, служанка стала кругами водить ею по своему отражению, словно стараясь стереть его. Сверкающее стекло отражало бледный утренний свет и дразнило девушку. Зузана нахмурилась и заслонила бессердечное стекло, играя в прятки со своим отражением. Наконец, она закрыла свои горящие от слез глаза и отвернулась.
Она была не красива на лицо.
Ее некогда совершенную кожу испортила рубцами оспа, хотя она ускользнула от смертельных объятий этого заболевания, в отличие от своего красавца-брата. Тот умер во время предыдущей волны этого венгерского бедствия за несколько лет до рождения сестры. Болезнь унесла его с посиневшей кожей, и его шумное дыхание уступило душу иному миру. И все же смерть стала милостью – крестьянский парень был уже в саване, когда Батори узнали о его связи с их обожаемой дочерью. Зузана содрогнулась, представив ужасные пытки, которым подвергся бы брат, переживи он страшную болезнь.
В самом деле, оспа оказалась божьей милостью как для брата, так и для сестры. Ладислав успел умереть, чтобы не подвергнуться пыткам, а Зузана, родившаяся прекрасной, как рассвет, была так обезображена, что деревенские жители отворачивались при встрече. Если незнакомые встречали ее на дороге, то сердито поглядывали и крестились, чтобы отогнать зло. Городской дурачок, глумясь, швырял в нее камни. Но ее несчастье привлекло внимание могущественной графини Батори, которая пожалела обезображенную девочку, как можно пожалеть щенка дворняжки.
И все же словацкие служанки дразнили ее безжалостно, когда поблизости не было госпожи. Зузана молча сносила их насмешки, особенно жестокие из уст Гедвики.
«Только дьявол мог так глубоко выжечь свой образ в твоей коже».
Неужели она так безобразна? Ее ярко-синие глаза по-прежнему сверкают из-под густых черных ресниц, волосы лоснятся желтым льном, но служанки замечали только рубцы от оспы – и насмехались.
Услышав скрип петель, Зузана засунула тряпку в карман передника [7] .
7
Анахронизм: в 1610 г. еще не были придуманы карманы.