Проклятие феи
Шрифт:
Никто, однако, не оказался настолько завистлив, чтобы обвинить Нарла в том, что он к чему-то из этого причастен, или же в том, что он сам фея (кузнецов и одновременно фей не видели уже столько лет, что никому и в голову не приходило подобное, если, конечно, у них не было неугомонных детей, которых приходилось занимать сказками). И особенно когда выяснилось, что, если он кует заостренные кусочки железа, чтобы разметить чужие кузницы, они остаются на месте. Никто, кроме Тетушки,
Но даже переизбыток работы не делал Нарла беззаботным. Нарл попросту не умел быть беззаботным.
– Но, Нарл, – удивилась Рози, – разве ты не будешь… ну то есть… по-настоящему по ней скучать? Я имею в виду, по Пеони, – добавила она с изумлением, когда Нарл непонимающе уставился на нее.
Она сидела на тюке сена и плела косичку (неровную) из нескольких самых длинных стеблей.
Нарл перестал свистеть, выпрямился, отвлекшись от подковы, которую примерял к копыту Резвого, и задумчиво посмотрел на Рози.
– Не так сильно, как я скучал бы по тебе, – сообщил он.
Рози залилась жарким румянцем, а затем кровь отхлынула от ее головы, и та закружилась. Она глянула на свою плетенку и выронила ее на землю (где Флинкс, с появлением Зеля все больше времени проводивший в кузнице, кратко исследовал ее на предмет новостей о мышах, которые, по его мнению, наверняка обитали в тюке сена).
– Я думала, ты в нее влюблен, – очень тихо выговорила Рози.
– Влюблен в… кого? – переспросил Нарл.
Повисло молчание.
– Ну, – начал он так, будто высказывался о погоде или о лошадях, которых предстояло подковать, или о скобяных изделиях для домов и лавок, или о лемехе плуга, нуждающемся в починке, – так получилось, что влюблен я в тебя. С того дня, когда встретились Роуленд с Пеони. Нет, даже раньше. Тогда я сам это понял. Никогда прежде не влюблялся – и успел достаточно состариться, чтобы давно решить, что этого никогда не произойдет, а потому попросту не узнал признаков.
Рози не могла выговорить ни слова. Она уставилась в землю. Мгновение спустя она услышала, что Нарл направился к ней, и носки его башмаков появились в поле ее зрения. Затем один из них отступил обратно, Нарл опустился на одно колено и заскорузлой рукой приподнял ее лицо так, чтобы заглянуть ей в глаза.
– Я не собирался ничего говорить на этот счет, – тихо сообщил он, – потому что ты явно видела во мне исключительно своего старого приятеля-кузнеца.
Рози уставилась на него так, будто он только что позеленел или отрастил крылья.
– Нарл, я влюбилась в тебя целую вечность назад.
– Тогда все в порядке, – заключил он, чуть
Рози вспомнилось, как животные бормотали: «Железнолицый! Улыбается!» – а Флинкс буркнул: «Чурбан треснул». Это был ужасный день: серое, мрачное пробуждение после бала принцессы, пропажа Пеони и ожидание встречи с Перницией, и то жуткое мгновение, когда Нарл назвал ее принцессой и как будто наглухо захлопнул дверь между ними.
Улыбка Нарла застыла, словно он не был уверен, что хочет сказать дальше. Когда он наконец заговорил, голос его прозвучал так тоскливо и безнадежно, что отозвался эхом в памяти Рози: большая белая птица, прикованная к стропилам, спрашивает: «Ты придешь поговорить со мной снова еще когда-нибудь?»
– Значит, ты выйдешь за меня замуж?
– О да! Да! Конечно! Ох… Но имей в виду, тебе придется переехать к нам.
Нарл, живший позади своей кузницы в двух тесных комнатушках, захламленных старыми инструментами и вещами, которые он еще не придумал, как починить, вздрогнул.
– Ох… ну пожалуйста! – взмолилась Рози и схватила его повисшую руку, внезапно поняв: что бы ни произошло дальше, она вот-вот лопнет.
– А что скажут они?
Рози помотала головой, все еще держась за его ладонь.
– Мне все равно. – Задумавшись на мгновение, она изумленно, осознавая, что говорит чистую правду, добавила: – Им это понравится.
– Да неужели?
Но она уже сообразила, что Нарл посмеивается над ней, бросилась ему на шею и поцеловала его. Он обнял ее и притянул ближе. Их не было видно с деревенских общинных земель, конюх Резвого благополучно ждал в трактире, а этот участок двора подметался совсем недавно. Стоял тихий вечер, и никто не врывался в ворота кузницы с какой-нибудь свежей поломкой, требующей внимания Нарла. Поцелуй продолжался некоторое время, пока Резвый, стоявший на привязи всего в трех подковах, не повернул голову, чтобы посмотреть, что происходит. Звучало это вполне приятно.
«Ну наконец-то, – буркнул Флинкс. – Ты когда-нибудь видел двух настолько бестолковых людей?»
Но Резвый был романтиком. Он не мог дождаться, когда же вернется домой и разнесет новость по Вудволду. Однако сперва ему требовалась четвертая подкова. Он махнул хвостом, замотал головой вверх и вниз так сильно, что дернул кольцо коновязи, и принялся рыть копытом землю. И мыши в тюке сена, воспользовавшись тем, что Флинкс отвлекся, прыснули с другой стороны тюка, перебежками от укрытия к укрытию пересекли двор, метнулись через общинный выгон и, тяжело дыша, просочились в трактир, чтобы рассказать тамошним своим родственникам о принцессе и фее-кузнеце.