Проклятие клана Топоров
Шрифт:
Даг ощутил ревность. Покойный дядя Свейн любил потешиться с девками и с удовольствием наставлял приемного племянника, как себя вести, чтобы не ударить в грязь лицом. Дагу до рези в пальцах хотелось обнять Карлен за талию или хотя бы провести ладонью по заду, но…
Но только не с ней… С ней следовало поступать как — то иначе! Когда Карлен наклонялась, Северянин совсем рядом чувствовал ее запах, ее полную грудь, видел узкий треугольник нежнейшей белой кожи. Там, где висел на цепочке тонкий золотой крестик. Карлен просила показать ей коготь, и он показывал, хотя давно дал себе зарок — не вытаскивать амулет без крайней нужды. Давно стерся шнурок, на котором висел коготь Горына. Давно стерся и второй и третий шнурок, теперь волшебный амулет крепился на толстом кожаном
От подобных мыслей он потел, трясся и окончательно терял дар речи. Северянина спасло от перегрева мозга и сердечной недостаточности появление лекаря и помощника окольничего. Тот явился со списками и сразу взял быка за рога.
— Конунг Харальд берет с собой в дружину тех, кто умеет долго ездить верхом. Кроме того, с ним могут ехать лишь ярлы и херсиры, а простых хольмов он не берет. За то, что тебе дарована такая честь, — скажи спасибо отцу Поппо. Учти, если ты надумал пошутить, и твоя тощая задница не дружит с седлом — никто не повезет тебя в телеге!
— Когда мы выезжаем?
— Через неделю будет готов обоз. Общее построение на рассвете, на площади перед суконными рядами. Знаешь, какое оружие и сбрую иметь? Две пары сапог, кольчуга обязательно, шлем обязательно, как у твоего херсира, мешок для провизии. Я лично буду осматривать каждого, понял? Твоим херсиром будет сам Годвин, ярл Сконе, слыхал про такого? Он женат на племяннице конунга, так что одно его слово тяжелее бруска золота.
Лекарь оказался разговорчивее хмурого начальника.
— Никто из нас не видел старого кейсара Отто. Франки и фризы считают его величайшим из тех, кто правил после римских кесарей. Всю жизнь он не слезал с коня, всю жизнь его конница топчет дороги между Римом и замками союзников, чтобы вновь собрать под единым знаменем империю, утерянную Карлом. Говорят, он присоединил к себе Саксонию, Баварию, Тюрингию и кучу других земель. Знаешь, для чего старый кейсар пригласил конунгов к себе в гости, в Кведлинбург? Они будут праздновать пасху, а это самый веселый праздник для тех, кто чтит Христа. Но не пасха — главное. Все должны видеть, что брак молодого Отто и дочери константинопольского басилевса — это счастье для народов. Это значит, что византийский престол позволяет теперь германскому кейсару именоваться римским императором… Впрочем, это еще сложно для тебя. Твое дело воевать, а короли пусть говорят о вещах, которые нам понять не под силу. Ну — ка, подними руку, подвигай пальцами… Хорошо! Впервые вижу, чтобы сквозное ранение зарастало с такой скоростью. Скажи мне… эта… этот нарост у тебя на голове болит?
— Нет. — Даг резко уклонился от рук врача.
— Если бы ты захотел, мы могли бы быстро вырезать его. Это недолго и не слишком больно для такого лихого парня, как ты. Ведь наверняка тебе живется несладко, когда каждый норовит обозвать тебя волком, или что — то в таком роде. Мы с братом удаляли вещи и пострашнее.
— Без этой метки я… я могу умереть.
— Напротив! Если это знак, оставленный ульфхеднером…
— Если и так, то он не раз спасал меня от смерти. Забудь об этом! — перевел разговор Даг. — А этот… Кведлинбург? Туда нельзя отправиться морем?
— Это далеко от берега, туда не пройдут корабли. Придется много дней скакать верхом, обозных повозок будет мало, чтобы не задерживаться.
— Вы не знаете… — отважился Северянин, — а в посольстве конунга будут викинги из Йомса?
— Я всего лишь лечу твое плечо, — улыбнулся лекарь. — Но мне почему — то кажется, что если на имперский съезд приглашен кейсар вендов Мешко, то с ним прибудут и люди из Свиноустья.
На следующий день Северянин попробовал сесть в седло. Руд и Сигурд страховали его с обеих сторон, но разодранное плечо все равно давало о себе знать. Сжав зубы от боли, заставляя себя не кричать, Даг наматывал круг за кругом по сугробам, а кто — то из братьев стоял в центре с кнутом и подбадривал коня. На третий день Северянин отважился прокатиться рысью, а на четвертый — отважно пустил коня в галоп. При этом он свалился трижды, но все три раза удачно. Искры сыпались из глаз, несильно подвернул лодыжку, но раненая рука осталась в целости.
Последние дни пришлось приучать к седлу вторую кобылу, которую друзья купили ему для похода. Конунг Харальд требовал, чтобы у каждого имелась, как минимум, одна смена лошадей, а знатные ярлы располагали целыми конюшнями и могли не дорожить здоровьем животных. У Северянина таких возможностей не было, поэтому Руд купил для него двух лучших коней, которых смог добыть на рынке. Лучших не для боя, а для многомильного перехода.
— Не научишься махать мечом в седле — тебе конец! — весело напутствовал Руд. — Эх, Даг, как я тебе завидую! Столько всего увидишь в дальних краях!
— Руд прав, добрый конь спасет тебя, — поддакивал рассудительный Сигурд. — Когда ты не в море и не в хирде, а один против других всадников — это вопрос жизни! Не слезай с седла, пока не прилипнешь к лошади!
Кобыла оказалась сноровистой, пару раз ловко извернулась в попытке укусить хозяина за колено. Упражняться пришлось ходить далеко за городскую черту, чтобы не вызывать насмешек. Дагу неминуемо пришлось бы схватиться на мечах с наглецом, который посмел бы высмеять его посадку. Хуже всего приходилось той части туловища, на которой человек обычно сидит. Северянин заработал кровавые мозоли, прежде чем тело само вспомнило, как вести себя в седле. На шестой день он уже уверенно взлетал на кручи и сломя голову спускался к застывшей реке. Заставлял жеребца и кобылу попеременно прыгать через бревна, с риском сломать им ноги. Сам ощупывал их ноги пальцами, прикрыв глаза, как это учил делать русский трелли Путята, чтобы заранее найти болячку и заранее вылечить. Он загонял животных на лед, чем пугал и веселил прачек, собиравшихся на мостках. Никто из конницы Харальда Синезубого не занимался такими сложными тренировками. Зато с каждым часом, с каждой минутой, проведенной наедине с почти разумными, такими понятливыми и близкими животными, к парню словно возвращалась по кусочкам детская память. Ведь все это уже было, было, пока не пришла пора становиться мужчиной.
А пора взрослеть пришла слишком рано.
Часть третья
КВЕДДИНБУРГ
Глава восемнадцатая,
в которой выясняется, что ловля птиц — не самое глупое занятие, зато законы рыцарства вызывают общий смех
Всадники вышагивали в колонну по четыре, издалека похожие, как близнецы. На каждом новые сапоги из козьей шкуры, со шнуровкой выше щиколотки. На каждом — превосходная длинная кольчуга и длинные кожаные штаны с завязками и шерстяными чулками. На каждом — одинаковый шлем с меховой подкладкой и отороченный бобром хрустящий новенький плащ. Под кольчугой и плащом две рубахи из лучшего льна и шерсти и отдельно, в сумке — невиданная роскошь — отрез шелка для парадной одежды, специально для императорской аудиенции. У каждого на правом плече изысканная фибула с выбитым профилем Тора и налобная лента, стягивающая волосы в пучок.
Впрочем, Тора носили не все. На стоянках, когда растягивали лини для длинных шатров, Харальд определял место для христианской часовни, а в противоположной части лагеря расставляли жертвенники для скандинавских богов. Первые ночевки прошли в полевых условиях, под шатрами, в кожаных спальных мешках. Вблизи не замечалось никаких крупных селений. Издалека дымили очаги нищих славянских деревень, их обитатели смотрели хмуро и при первом окрике разбегались. Чем дальше посольство продвигалось на юг, тем мощнее становились леса. И леса совсем не такие, как у Дага на родине: ели уступили место размашистым лиственным деревьям. Снег скрывал густую высокую траву, все реже и реже попадались обтертые временем валуны, которыми изобиловала суровая почва Свеаланда. Зато стало ясно, что любимая черника здесь почти не растет.