Проклятие могилы викинга
Шрифт:
Скоро все уже ели лепёшки, пили обжигающе горячий чай, и ребята расспрашивали Оухото про края, по которым лежал их путь. Питъюк переводил слова Оухото:
— Сейчас мы в Кунок, так место зовут — Без река. Имя такой дали, потому что озеро много, а пороги нету. Это половина речка, половина озеро. А потом будет Озеро-в-озеро. Такой большой озеро, лежит на остров, а вокруг остров совсем большой озеро.
Это тайный место. Сюда дорога очень трудно находить. Давний-давний время индейцы-иткилиты пришёл летом на равнина, искал эскимосы. Знал, что эскимос живёт на Кунок, и шёл четыре отряд, много люди, много каноэ. Один
Один человек, по имени Яха, охотился на олень, увидел индейцы и скорей побежал становище сказать всем эскимосы. Почти сто эскимос был в тот становище, а индейцы пришёл, наверно, три раза сто. Эскимосы не знал, что делать. Женщины все начал причитать, дети плачут. Тогда один эскимос, Кахутсуак, собрал всех и так сказал: «Берите все каяк. Пускай женщины садится перед гребец, а дети привязывайте позади гребец. Ночью уезжайте из становище, костры пускай все горят, чумы стоят, собаки привязан рядом с чумы. Я повезу все прятаться».
Все послушались Кахутсуак, и он повёл каяки тайный путь на Озеро-в-озеро и на остров посреди внутренний озеро. Индейцы-иткилиты ничего не видел. Потом Кахутсуак говорил: «Все надо спать в ямы в земля. Не ставить никакой чум. Никто не зажигать огонь. В светлый время никто не ходит, тогда со сторона незаметно. Индейцы, все четыре отряд, пришли в Кунок, нашли эскимосский становище. Напали на него, а там никого — один собаки и пустой чумы. Индейцы стал очень злой. Стал всюду искать след, куда ушёл эскимос, и ничего не нашёл.
На остров эскимос очень плохо жил, тяжело жил. Нельзя еда готовить, вода греть, сам согреться. Каждый день дождь шёл, люди все мокрый. Один женщина, Памео, — очень красивый женщина, умный очень. Она говорит себе: «Индейцы никогда не найти этот место, зачем буду замерзать до смерти?»
Ночью тихонько ушёл из становища, спрятался за песчаный холм на остров. Утром сделал совсем маленький костёр, варил рыба. Совсем маленький костёр, а дым все равно поднялся. То утро индейцы стоял на единственный холм, с который видно Озеро-в-озеро. Индейцы увидел дым.
На другой утро индейский каноэ со все стороны окружил остров, очень страшно кричал. Большой битва был. Только индейцы очень много был, никакой эскимос не остался живой, одна Памео, потому сама раньше ушёл, индейцы её не видел.
Когда индейцы ушёл, Памео вернулся, видит — все мёртвый. Она рвал одежда, волосы рвал, плакал долго. Никогда больше не ушёл с то место. Старый люди говорят, она и сейчас там, каждый ночь все плачет. Старый люди говорят, иногда дымок поднимается над остров. А никакой эскимосы этот остров не ходят. У этот остров имя — Мёртвые Кости.
Путники поели и поплыли дальше на юго-восток. К вечеру Кунок перестала притворяться рекой и разлилась широким лабиринтом проток, усеянных множеством островов. Оухото повернул, повёл флотилию этими извилистыми протоками и, наконец, вывел её на открытое водное пространство посреди голой болотистой низины. Лишь один невысокий холмик нарушал унылое однообразие картины. К нему-то Оухото и направил каяк, и у его подножия все высадились.
Странное то было место. Ровная низина, нечёткая, извилистая линия берега — не разберёшь, где кончается озеро и где начинается суша. Острова не отличить было от мыса, мыс от берега. Казалось, все сливается в смутный, бесформенный, неправдоподобный мир дурных снов.
— Что-то я уже запутался, — сказал Эуэсин, когда они с Анджелиной вытащили каноэ на берег и подошли к друзьям.
— Тут всякий индейцы запутается, — сказал Питъюк. — Не горюй. Сейчас влезаем маленький холм. Может, тогда все понимаешь.
Оухото остался разводить костёр и готовить ужин, а ребята начали подниматься по некрутому склону холма, чуть не по колено проваливаясь в пропитанные водой мхи. Добрались до невысокой вершины, огляделись по сторонам.
Чуть поблёскивая в последних лучах заходящего солнца, перед ними лежало Озеро-в-озере. Воды его, протянувшиеся с севера точно руки великана, сомкнулись вокруг почти безукоризненного кольца суши миль двадцати в поперечнике. Внутри этого кольца лежало ещё одно большое озеро, посреди него — обширный остров, и на самой середине острова поблёскивало новое озеро.
— Вон там эскимосы прятался от индейцы, — объяснил Питъюк, показывая на островок. — А с этот холм индейцы увидел дым от костра Памео.
Джейми глядел на плоские однотонные просторы затопленных земель — тундры и озёр, — где ни единое деревцо, ни единый каменистый гребень не нарушали однообразия, и его пробрала дрожь.
— Пошли, — сказал он, — а то ещё и нам тоже привидится дым! — И он первый двинулся к крохотному костру, который тускло алел внизу, подле темнеющих вод озера.
Ужин был скудный. Привал на эту ночь устроили на узкой полоске усыпанного галькой берега, что едва поднимался над водами озера. Только здесь и можно было поставить палатку: со всех сторон их окружало сплошное болото. Топливом мог служить лишь сырой мох, и Оухото потратил целый час на то, чтобы вскипятить воду. Приготовить какую-нибудь еду все равно бы не удалось, так что путники обошлись холодными лепёшками и горячим чаем и сразу же завернулись в меховые одеяла. Спали плохо, а Питъюк всю ночь напролёт беспокойно бормотал и всхлипывал, словно во сне его тревожил дух запустения, что обитал в этом краю.
17. ЭНОИУК — УРАГАН
Утро наступило хмурое, сумрачное. Стали разжигать костёр, но тут посыпала мелкая серая изморось, так что не удалось даже вскипятить воды. Все мрачно забрались в каноэ и под этой изморосью поплыли по озеру.
— Ты ночью так расшумелся, мёртвых и то мог разбудить, — сказал немного погодя Джейми. — С чего это ты, а?
— Плохой шутка, Джейми, — рассудительно сказал Питъюк, перестав на миг грести. — Не говори про будить мёртвый. Прошлый ночь я, наверно, слышал Илайтутна. Он говорил, мы останемся на Озеро-в-озере. Наши кости останется с кости эскимосы, который давний время здесь умирал.
— Ох, Пит, не болтай чепуху! — вспылил Джейми: угрюмые эти места угнетали и его. — Ну, что нам помешает отсюда выбраться?
— А вон что, Джейми. — Питъюк показал на восток; на горизонте возникла серая зыбкая стена тумана и пошла на них.
Оухото тоже увидел эту надвигающуюся стену, каяк его мигом очутился меж двух каноэ, и он тревожно закричал.
— Скорей, скорей, говорит, — перевёл Питъюк. — Хикикок идёт. Туман с дождь делает нас слепой, потом эноиук, большой ветер, нас гонит. Мы не найдём берег. Может большой волна топить каноэ.