Проклятие Осириса
Шрифт:
– Всего хорошего, – буркнул Старыгин, закрывая дверь за гостьей, – желаю успехов в работе!
Кот Василий выглянул из кухни и дал понять, что он присоединяется к предыдущему оратору.
Ночь прошла без всяких происшествий, не стучались в дверь неизвестные блондинки, не снились темные подземелья с каменными саркофагами и мумиями, разгуливающими под низкими сводами, и не подкарауливали на лестнице ехидные милиционерши с погонами капитана на плечах.
Добравшись до Эрмитажа, Старыгин снова свернул не к себе, в связи с получением загадочного письма он чувствовал настоятельную потребность снова навестить Марию
– Входите! – донесся из кабинета приглушенный голос, когда он осторожно постучал в дверь.
Дмитрий Алексеевич толкнул дверь и вошел в кабинет.
По сравнению с тем, что творилось в этом помещении, его собственную мастерскую после погрома можно было назвать образцом порядка.
Несколько столов, занимавших все пространство возле стен, было завалено раскрытыми фолиантами, рулонами пожелтевшей бумаги, выцветшими гравюрами, кальками с перерисованными на них древними изображениями, бесчисленными разрозненными листами научных статей и ксерокопий и, разумеется, книгами, книгами, книгами. Здесь были тома на английском и немецком, на французском и голландском, на шведском и португальском языках, попадались книги с арабской вязью на обложках и с клинописными строчками иврита. Среди всего этого бескрайнего моря информации, а проще говоря – среди этого беспорядка, главная хранительница Египетского отдела Мария Антоновна в своем неизменном аккуратном темно-синем костюме с белоснежной блузкой казалась инородным телом, воплощением чистоты и порядка. Впрочем, можно было не сомневаться, что она чувствует себя здесь как рыба в воде. Она восседала за громоздким письменным столом черного дерева, на котором был расчищен крошечный пятачок свободного места, и просматривала немецкий том девятнадцатого века, делая из него выписки в толстый линованный блокнот.
При виде Старыгина Мария Антоновна приподнялась. На ее лице появилось выражение плохо скрытой досады – видимо, она очень не любила, когда ее отрывают от работы. Впрочем, она очень быстро справилась со своим лицом и, с привычной вежливостью поздоровавшись, осведомилась, что на этот раз привело реставратора в ее отдел.
Вместо ответа Дмитрий Алексеевич положил перед ней полученную накануне статью.
– Вы что-нибудь знаете об этом исследовании?
Мария Антоновна надела очки, быстро проглядела текст и подняла глаза на Старыгина.
– Ну, исследование – это слишком громко сказано, – проговорила она после короткой паузы. – Скорее это материал для научно-популярной статьи, никаких серьезных исторических выводов из столь ограниченного материала, на мой взгляд, сделать нельзя. Как я понимаю, автор статьи и не ставил перед собой такой задачи. Насколько я знаю, он – священник, богослов, поэтому его интересовала не столько научная сторона вопроса, сколько возможность получить дополнительное доказательство подлинности библейских текстов. Вот упомянутая здесь Надежда Дмитриевна Флитнер действительно была серьезным ученым, первоклассным египтологом. Я застала ее в Эрмитаже, и какое-то время мне довелось проработать под ее руководством. Я очень многим ей обязана и вспоминаю ее с огромной благодарностью…
Старыгин понял, что сейчас Мария Антоновна углубится в воспоминания и ее невозможно будет остановить. Поэтому он вежливо кашлянул и проговорил:
– Не могли бы вы показать мне те предметы, о которых говорится в статье? Ящичек для благовоний и деревянный саркофаг египетской царевны…
– Дорогой мой! – Мария Антоновна удивленно уставилась на него поверх очков. – Для чего это вам? Мне казалось, что египтология лежит вне сферы ваших интересов!
– Ну, во-первых, я хотел убедиться в том, что эта статья – не выдумка, что приводимые в ней факты действительно имеют место, а во-вторых… вы ведь знаете, есть такая вещь, как интуиция?
– Да, – подхватила Мария Антоновна, – без научной интуиции не было бы совершено ни одно настоящее открытие… именно интуиция отличает подлинного ученого от аккуратного, но бездарного систематизатора…
– Так как насчет этих египетских деревяшек? – прервал ее Дмитрий Алексеевич.
– Хорошо, – Мария Антоновна сняла трубку с телефонного аппарата. – Я сама не смогу вас проводить, я очень занята, но я попрошу помочь вам одного толкового молодого человека…
Набрав местный номер, она предупредила некоего Вадима, что сейчас к нему придет Дмитрий Алексеевич Старыгин, и попросила оказать ему всяческое содействие.
Следующий день был для молодого жреца Ат Сефора необычайно трудным. Он устал после минувшей ночи, проведенной без сна, да к тому же в волнении ожидал того, что произойдет следующей ночью. Виданное ли дело – он, жрец, обитатель священного Дома Чисел, собирается нарушить покой мертвых, вместе с ночными грабителями проникнуть в гробницу! За такое прегрешение всемогущие боги могут обрушить на него свой гнев! А если его проступок откроется – молодого жреца ждет неминуемая и позорная казнь!
Но Ат Сефор верил, что не попадет в руки стражников: он надеялся на свою удачу, да еще на ловкость Габд-а-Батха: не зря же того прозвали Шейхом Ночи. А с гневом богов он как-нибудь разберется. Тем более если найдет в гробнице то, что ищет.
Папирус Тота. Мудрость Мудрых. Рукопись, содержащую величайшее из всех чисел.
Занятый этими мыслями, Ат Сефор был невнимателен, он вполуха слушал ответы своих учеников и не заметил, как в зал учения вошел старший жрец Шаамер.
Толстый старик постоял несколько минут, прислушиваясь к тому, как ученик, непрестанно сбиваясь и путая слова, повторяет утреннее моление Пта, и разразился гневной тирадой:
– К чему придет наш храм, если ученики будут так ленивы, а учителя так невнимательны? К чему придет вся наша страна, если порча затронет самое ее сердце – священные храмы? Во времена моей юности такого не бывало! А почему? Потому что жрецы никогда не забывали про свою палку! Уши ученика находятся на его спине, и чем ближе его спина знакома с палкой учителя, тем лучше он слышит его поучения! Понял ли ты меня, Ат Сефор?
– Я понял тебя, о мудрый! – молодой жрец почтительно склонился перед Шаамером.
– А если понял, так изволь поступать так, как велит тебе священный долг учителя!
Ат Сефор низко поклонился, поднял свою учебную палку и ударил по спине нерадивого ученика.
– Больше, больше рвения! – потребовал суровый старик. – Я не слышу воплей этого лентяя!
Ат Сефор вспомнил, сколько побоев доставалось ему самому в дни учения, и удвоил рвение. В конце концов, старший жрец прав: если в юности не вложить при помощи палки знания в сердце ученика, нечего потом ожидать, что он станет мудрым!