Проклятие темной дороги
Шрифт:
Гартан рванул на себе куртку, обрывая крючки, стянул ее с себя и бросил под ноги Барсу.
— И это — тоже твое! Забирай! Или отдай своим хвостатым приятелям… — Гартан оглянулся, задрал голову, пытаясь по звездам понять, в какой стороне Последняя Долина, потом повернулся и пошел, нетвердо ступая.
Барс окликнул его, просил не делать глупости, но Гартан шел и шел, не останавливаясь, а Барс ехал за ним верхом и вел за собой коня наместника. И рядом с ним ехали Котенок с дружинниками. И десятка три кентавров рысили рядом, споря, когда упадет двуногий, утром или поближе к полудню
Когда один из них, белый с черными бабками и с длинной гривой, предположил, что человек доберется до крепости, остальные долго смеялись, но постепенно смех прекратился. Гартан шел без остановки, без воды, даже не пытаясь прикрыть голову от солнца.
Рубаха на нем порвалась после нескольких падений, лицо покрылось волдырями, губы запеклись — он должен был упасть и умереть. Не упал и не умер. Не упал ни к утру, ни к вечеру следующего дня, ни к полудню еще одного — шел и шел, шел и шел…
Кентавры молчали. И люди молчали. Только уставшие кони недовольно фыркали. Приходилось останавливаться и поить их. Кентавры пили на ходу, на ходу ели — кентавры вообще много едят, им приходится наполнять лошадиные туловища через человеческий рот, а это не просто. Совсем не просто.
Котенок обмотал голову смоченной тряпкой, Барс ехал с непокрытой головой, для него стало делом чести хоть так не уступить изнеженному мальчишке в этом странном соревновании.
Когда Гартан упал, люди бросились к нему с облегчением, получили возможность спасти этого упрямца без его ведома, не преодолевая сопротивления. Никто даже не усомнился, что, останься у Гартана хоть капля силы, он бы не принял помощи, не сделал бы ни одного глотка.
Его посадили в седло Грома, привязали и сопроводили галопом почти до самой крепости, и, только убедившись, что Гартана заметили и бросились навстречу, дружинники и кентавры отъехали в степь.
Когда один из дружинников, Молчок, сказал что-то насмешливое в адрес наместника, Котенок молча одним ударом кулака выбил его из седла, и никто — ни люди, ни кентавры — не возмутились по этому поводу. Даже Молчок, поймав своего коня и сев в седло, пробормотал что-то вроде «извини».
Наместник был чистоплюем и дураком, но дураком и чистоплюем упрямым и сильным. А за это в диких землях уважали.
— Смотри, Барс!
Барс вскинулся, оглянулся вокруг — он задумался и перестал следить за дорогой.
Котенок указывал пальцем вперед, в сторону Плетней, небольшой, даже по меркам Последней Долины, деревеньки. Пять домов на берегу Пустого болота.
Жители Плетней, болотники, добывали в Пустом болоте почай-траву и зеленую глину, обменивали их на еду и одежду, охотились на уток и слыли среди соседей тугодумами и жмотами.
Над Плетнями поднимался столб дыма. И это не был дымовой сигнал — что-то горело.
Барс пустил коня рысью, потом перешел в галоп, дружинники растянулись в линию справа и слева от него.
Это было неправильно, так можно было напороться на засаду… даже не на засаду, а просто на расторопных стрелков, которые, услышав топот копыт, просто развернулись бы на звук и выстрелили. Шагов с пятидесяти по всаднику, несущемуся по прямой, промахнуться очень трудно.
Но Барсу повезло — инквизиторы не ждали нападения. За месяц странствий по Долине незваные гости уже привыкли, что селяне не сопротивляются. Они способны только убежать, но в последнее время они даже бежать не пытаются — ждут, когда люди Черного Чудовища обыщут дома и уведут на казнь тех, кого выберут.
Брат Фурриас все время напоминал об осторожности, говорил, что даже заяц, загнанный в угол, начинает отчаянно отбиваться, но каждодневная рутина, изо дня в день повторяющиеся действия — приехать в деревню, окружить, войти, обыскать, взять виноватых и наказать — все это неизбежно делало свое дело.
Воины и монахи не становились ленивыми, они становились небрежными. Особенно когда, как в этот день, сам брат Фурриас лишь мельком глянул на хижины и проехал мимо, к деревне за холмом, оставив троих монахов и десяток воинов собирать запретные вещи в безопасной деревне.
В одном брат Фурриас был прав — черной магии в Плетнях не было. Там были только жители, но это были болотники, не способные добровольно отдать из нажитого даже нитки.
По причине своего жмотства никто из мужчин болотников в ополчение не пошел. Поэтому, когда монахи в сопровождении воинов прошли по деревне, выкрикивая всех на сход, кроме стариков, детей и женщин, на поляну между домами пришли и восемь мужиков с топорами и рогатинами.
Монаху бы сообразить, что лучше уехать, предупредить брата-инквизитора, но он решил, что справится; да и мужики выглядели медлительными тугодумами, не особо опасными для опытных воинов… Может, так оно и было на самом деле, если бы монах, объявив приказ брата-инквизитора, не увидел на груди одной из женщин медальон со знаками Дракона. Он, не задумываясь, шагнул вперед, протянул руку и попытался опасный медальон сорвать.
И остался без руки.
Остальные инквизиторы даже не заметили, как младший болотник взмахнул топором, а монах сразу и не понял, что случилось. Его руку ошпарило будто кипятком, земля под ногами качнулась, небо, деревья, дома, люди — все вдруг завертелось вокруг. А кисть, кисть его правой руки лежала в грязи, не просыхавшей в деревне даже во время бесконечного зноя.
Осознав невосполнимую потерю, монах закричал, арбалетчик, не раздумывая, всадил болт в грудь младшего болотника, тот захрипел и упал навзничь. А вслед за ним, без звука, рухнул и арбалетчик с разрубленной головой — местные с детства учились метать топоры.
Закричали женщины болотников, но не побежали прочь, а бросились на пришельцев, выхватывая ножи и тесаки для рубки овощей. В Плетнях все были готовы отстаивать свое барахлишко.
Пока инквизиторы поняли, что опасность грозит отовсюду, еще трое воинов упало на землю — один убитый и двое раненых. И вот тут инквизиторы начали драться по-настоящему. Все-таки опыт в таких делах значит куда больше силы.