Проклятый бог
Шрифт:
— Мне кажется, я знаю, что было дальше.
— Да, я уже говорил тебе раньше. Я попал в плен. Нас тогда засекли. Перебили всех моих ребят одного за другим. Ксоло разорвали выживших, растерзали раненых на куски. Ифриты пробили мне грудь в двух местах. — Альв указал на старые едва заметные шрамы на ребрах и возле ключицы. — Я чудом мог дышать, и они забрали меня едва живого в лагерь, бросили в клетку. Знали, что я командир отряда, так еще и по-ифритски мог слабо говорить. Это я сейчас так хорошо на нем треплюсь, а тогда понимал очень немногое. Но все равно я был им нужен.
Ашарх заворочался на мшистом камне, подбирая под себя заледеневшие ноги. Рассказ
— Они держали меня в плену почти год. Сначала спрашивали о новом коменданте и планах по обороне крепости, после полезли в дела Синклита, о которых я почти ничего не знал. Они жгли мне волосы, выдергивали ногти раз за разом, едва те отрастали, заставляли глотать масло, пока живот не становился похожим на шар. Первое время я ждал и надеялся. Ждал шанса на побег, надеялся, что мой отец придет и вызволит из плена. Но ифриты не отпускают добычу, а альвы не выходят за пределы Леса. И тогда я впервые задумался над тем, за что я умру. Я не понимал, почему должен терпеть эти пытки, почему должен молчать о делах Леса, когда Лесу нет до меня дела, а имперцы в открытую смеются над альвами, называя нас «сношающимися с деревьями»… Я многое узнал, пока висел на дыбе. Знаешь, человек, весь мои собратья наивно считают, что ифритам нужен Лес, нужны наши хацу ради их крепкой древесины, но на деле все обстоит совсем не так. Имперцам нужны земли альвов не для того, чтобы выжечь их, а чтобы возделать. Это благодатный плодородный край, и из него можно сделать процветающую урожайную область.
— Не думаю, что Синклит согласился бы с тобой в суждениях…
— Синклит всегда не желает делать то, что было бы лучше для Леса, человек! Они до сих пор верят, что Ивриувайн — это одни только хацу. Но Ивриувайн — это живые альвы, это развитые города и общество! Страна и народ должны процветать, обогащаться, а не трусливо прятаться за стенами. Лес — это устаревший символ нашего давно забытого бога, он не должен быть на первом месте. Покуда альвы слушаются стариков и пекутся о бездушных деревьях, Ивриувайн никогда не выиграет эту войну, никогда не станет богатой землей и будет просто век за веком оттягивать неизбежное.
— Все это ты понял, пока был в плену? — с сомнением спросил Аш, отгоняя от лица мошкару и с опаской поглядывая на своего распалившегося собеседника. Эта тема его явно волновала, и он давно мечтал выговориться, судя по тому, какой поток слов изливался из него без остановки.
— Я много слушал ифритов, человек. И сделал определенные выводы. В некоторых вещах эти имперцы не так уж и не правы, пусть даже мои собратья не похвалят меня за такое мнение.
— Они пытали тебя почти год, а ты им… благодарен? — не поверил своим ушам профессор.
— Пытки не продолжались год, лишь несколько месяцев, пока я был еще интересен имперцам. После меня отправили на работы, а, как только они расслабились, приняв меня за послушного пленника, я сбежал и сумел вернуться в Ауремналон.
— Просто так сбежал? Говорят, ифриты безмерно жестоки к своим рабам и сбежать от них практически невозможно. Потому что шанс может и не представиться, а второй попытки и вовсе не будет — ксоло оторвут тебе голову.
— Мне повезло. Я долго их изучал, ждал своего часа. И сумел вернуться домой.
Поняв, что никаких подробностей он не дождется, Аш обиженно вздохнул.
— Но хотя бы что было дальше с тобой и Мелладенией? Вы встретились вновь? — спросил профессор, пощелкивая суставами своих пальцев.
— Ну, как встретились… Когда я попал в крепость, мой отец не пришел в восторг от возвращения своего сына. На меня надели кандалы, бросили в темницу и еще почти месяц подвергали всевозможным проверкам, пытаясь вызнать, не стал ли я перебежчиком, не завербовали ли меня ифриты. То еще удовольствие, скажу я тебе, человек. Когда ты целый год провел по колено в моче и говне у врага в плену, а дома тебя ждет лишь презрение и недоверчивые взгляды вкупе с новыми истязаниями. И в один из дней отец показал мне письмо, в котором говорилось, что Мелладения успешно вышла замуж за одного столичного винодела знатных кровей.
— И ты поверил этой бумаге? — не выдержал Ашарх, даже подскочив на месте от негодования. — Ее вполне мог подделать твой отец, учитывая, как он не хотел твоей женитьбы!
— Ты совсем меня на придурка держишь, человек? — Альв злобно блеснул глазами. — Это было первое, что я подумал. Но через неделю ко мне в тюрьму приехала сама Мелладения. Прекрасная, как и всегда. Прекрасная и совершенно чужая. Я сидел на голом каменном полу в кандалах, вонявший, как зловонное болото, покрытый струпьями и болячками, а она возвышалась надо мной по ту сторону решетки, с головы до пят в гоблинских драгоценностях и нефритовых украшениях, благоухавшая, как цветок плюмерии. Вот она! Королева моих грез! Стояла передо мной, несравненная и недоступная, принадлежавшая другому мужчине.
— Как же так?..
— Она сказал мне, что ждала. Но любая надежда, если ее не подпитывать, рано или поздно иссыхает. Она боялась, что ее красота скоро завянет и, с подачи старейшин, выбрала себе нового жениха. А когда узнала о моем возвращении, то не нашла в себе сил что-то изменить. К тому же по всему Лесу тогда ходили сомнительные слухи обо мне, и на ее репутацию и репутацию ее рода такой брак лег бы темным пятном.
Не в силах произнести ни слова, Аш просто молча сидел рядом, растерянный и опечаленный. Безрадостный конец истории его откровенно подкосил.
— И что мне оставалось делать, человек? — задал риторический вопрос Бриасвайс, поднимаясь на ноги. — Через пару месяцев, когда меня оправдали, я перевелся в Гарвелескаан, подальше от отца, полностью сосредоточившись на службе. Я забыл о Мелладении, медленно вытеснил ее из сердца, хоть до конца это так и не удалось. Но теперь там давно уже живет Руфь. Она хотя бы не оставила меня в трудные времена: была со мной в плену, жила в темницах крепости Ауремналон, выдержала все тяготы и лишения.
Сняв с плеча ручную крысу, Бриасвайс прижал черный комочек к своему сердцу, и пальцами стал поглаживать Руфь по спинке с нежностью, читаемой во взгляде. Вдалеке раздался шум и плеск воды: это Лантея, спрыгнув с камней из-под водопада, выбиралась на берег к Ашарху и альву. Бриасвайс бросил на мокрую девушку ничего не выражавший взгляд.
— Надеюсь, ты будешь осмотрительнее меня, человек, когда решишь довериться своему сердцу. Надеюсь, оно тебя не подведет.
Сделав последний рывок, Лантея оказалась на берегу возле профессора, выбравшись из воды. Влага стекала по ее снежно-белой коже, расчерченной синеватыми венками, на голени ярким красным пятном виднелся старый шрам от ядовитой медузы, но все равно она была прекрасна.
— Просто чудо! — поделилась девушка со спутником. — Очень свежо!
Она тяжело дышала и вся раскраснелась от купания, и широкая улыбка не сходила с ее лица. Свесив алые волосы на один бок, она стала их выжимать, но в этот миг Бриасвайс неожиданно нахмурился, заметив что-то непривычное в облике девушки.