Проклятый дар
Шрифт:
Взбаламученная Асиными ладонями вода улеглась, озерная гладь сделалась снова по-зеркальному блестящей, отражая растерянное лицо девушки и выбившиеся из-под косынки волосы. Уходить пора, стемнеет скоро, а подняться на ноги сил нет, точно привязало.
– Уснул твой товарищ. – Рядом с Асиным отражением появилось еще одно. Женщина была молодой и статной, красивой какой-то особенной тонкой красотой.
Ася обернулась – никакой женщины,
– Что? Привиделось что-то? – усмехнулась она. – Не бойся, девка. Это светлое озеро, жалостливое. Показывает, не как оно есть, а как когда-то было.
Значит, та женщина – это и есть бабка Шептуха? Не верится что-то…
– Я тоже не всегда старухой была. Гляделась в это озеро и молодой, а оно, видать, запомнило. Теперь балует иногда. И тебя запомнит вот такой, молодой и пригожей. Что сказать-то хотела? – Она вдруг нахмурилась, раздраженно махнула рукой. – Видела, как ты к отвару принюхивалась. Не нравится что?
– Зачем столько багульника? – спросила Ася.
– Чтобы спал. Во сне всяко лучше выздоравливать. Опять же ночью ему же самому будет лучше, чтобы не слышал ничего.
– Он тоже может? – Ася испуганно ахнула.
– Видеть он их не увидит, но почуять может. Особливо в таком своем состоянии. А для него лучше и не слышать, и не чуять. Быстрее поправится.
– А про партизан вы правду сказали? Знаете, где они?
– Не знаю, но, как понадобится, найду. – Старуха снова погладила свою гадюку. – Иди уже, девка, вечереет. И вот еще что. – Она немного помолчала. – Скоро, наверное, тебе придется ко мне переселиться. Не любят люди таких, как мы. Не любят и боятся. А ты пока не пуганная еще, таиться и суть свою прятать не умеешь. Они почуют…
– Кто почует?
– Люди. Люди, когда напуганные, могут страшнее зверей быть. Сторожись, Аська. Или, хочешь, у меня оставайся вместе с товарищем своим. Я учить тебя стану. Я, девка, многому могу тебя научить.
Ася думала над старухиными словами долго, особым своим чутьем понимала, что так и будет, как она говорит, но как оставить маму одну? И потом, людям нынче есть кого бояться и помимо нее, у людей сейчас другая беда.
– Не могу. – Она покачала головой, поднялась на ноги. – Вы простите меня, бабушка, только я не останусь. Мне людская злость не страшна, я ничего плохого не делаю.
– Ну, дело твое. – Старуха пожала костлявыми плечами. – Только все равно сторожись…
Мобильный
– Слушаю, – буркнул он в трубку. Все прошлые сутки прошли в метаниях и душевных терзаниях из-за Алены, а это позитива не добавляло.
– Эй, молодой? – Номер звонящего был Матвею незнаком, но сиплый голос Петровича он узнал сразу. – Дело к тебе есть.
– Какое дело?
– А такое, что сразу и не расскажешь. Ты ж небось на работу уже собираешься? Так выйди чуток пораньше, а я тебя у больнички встречу.
Странная какая-то конспирация: выйди пораньше, у больнички встречу… А почему нельзя вот прямо по телефону изложить суть проблемы? Да и какая там может быть у Петровича проблема? Выходное дежурство попросит забрать?
Задавать вопросы Матвей не стал, шестым чувством понял, что бесполезно, вместо этого не особо любезно буркнул в трубку:
– Выхожу уже, через полчаса буду.
Петрович, как и обещал, ждал его на углу больницы.
– Приветствую! – Матвей пожал протянутую руку и внимательно всмотрелся в лицо напарника. Выглядел тот не лучшим образом: осунувшийся, с мешками под глазами и опухшим носом. Наверное, подрался с кем-нибудь по пьяной лавочке.
– Разговор есть. – Петрович осторожно потрогал нос и поморщился.
– Слушаю. – Матвей уже и сам был не рад, что согласился на беседу. Что ему скажет Петрович? О чем таком попросит? Ему бы сейчас с собственными проблемами разобраться.
– Скажу. – Петрович ухватил его за рукав куртки, потянул прочь от больничного забора. – Только ты, молодой, сначала ответь мне на один вопрос. Честно ответь, как на духу. Ты проверял, пьет Алена Михайловна таблетки или нет?
Вот это вопрос! Матвей даже растерялся от неожиданности.
– Значит, не проверял. – Петрович не стал дожидаться ответа, снова потрогал свой опухший нос.
– Не смог, – признался Матвей. – После того как я ее… ну, ты понимаешь…
– Я понимаю. – Петрович кивнул, выбил из пачки сигарету. – Хорошо бы и ты меня понял. Тут дело такое, без посторонней помощи мне никак…
– Без посторонней? – усмехнулся Матвей.
– Без твоей. – Санитар пыхнул ему в лицо таким забористым и едким дымом, что Матвей невольно поморщился. – Плохо там все. Гораздо хуже, чем мы думали.
– С кем плохо? С Аленой Михайловной? – Вот ведь чуяло сердце недоброе. Не следовало дожидаться дежурства, нужно было раньше начинать действовать.
– Она в себя пришла, – сказал Петрович заговорщицким шепотом.
– Ну, это я в курсе.
– А в курсе, из-за чего такое-то чудо приключилось?
– Лекарства подействовали?
– Не подействовали, в том-то и дело. Не пила она таблетки, молодой. Ты не проверял, а она не пила. Представляешь? Не пила, не пила, и тут бац – очухалась! – Петрович глубоко затянулся и закашлялся.