Проконсул Кавказа (Генерал Ермолов)
Шрифт:
Возвратясь в девятом часу вечера в свою деревушку, Ермолов нашел там офицера кавалергардского полка с письменным приказанием Кутузова собрать назавтра всю армию для наступления против неприятеля. Ермолов спросил ординарца, почему приказание доставлено ему так поздно. Тот ответил, что не знал, где находился начальник главного штаба.
Ермолов, прибыв тотчас в Леташовку, доложил Кутузову, что в столь короткое время армию собрать невозможно. В присутствии Беннигсена, настаивавшего на скорейшем выступлении, фельдмаршал изобразил сильный гнев, но затем отложил сбор войск на вечер. При всей своей проницательности Ермолов не догадывался, что Кутузов в душе был только доволен
Самым логичным казалось навалиться всеми силами на двадцатишеститысячный кавалерийский авангард под командованием Мюрата, стороживший русских перед Тарутином и отдалившийся от главной армии на пятьдесят верст. Разгром этого отряда представлялся тем более достижимым, что противник, не ожидавший нападения, был беспечен. Казаки заезжали даже в тыл Мюрату, через его левый фланг, лесом, который не охранялся. Однако поражение авангарда повлекло бы немедленное выступление французской армии из Москвы. В задачу же Кутузова входило как можно дольше оставить в бездействии неприятеля, которому каждый час и каждый клок сена стоили крови.
– Чем долее останется в Москве Наполеон, – повторял главнокомандующий, – тем вернее наша победа.
Между тем Беннигсен, отношения которого с Кутузовым сделались уже откровенно враждебными, вместе с английским генералом Вильямсом торопил фельдмаршала, упрекал его в медлительности и старался еще более восстановить против него и так не благоволившего к главнокомандующему Александра I. Из-за интриг Беннигсена вынужден был под предлогом болезни покинуть армию Барклай-де-Толли…
По разработанной в штабе диспозиции правое крыло русской армии под начальством Беннигсена тремя колоннами должно было атаковать незащищенный левый фланг Мюрата. Казакам Орлова-Денисова и гвардейской кавалерии Меллер-Закомельского вменялось зайти в тыл французам и отрезать им отступление по столбовой Московской дороге. Вторая колонна Багговута назначена ударить с фланга. В центре должен был наступать корпус Дохтурова.
Кутузов прибыл в Тарутинский лагерь, когда стало смеркаться. Десять казачьих полков графа Орлова-Денисова уже начали марш и переправлялись через реку Нару для обхода французов. Ночь была не очень темная, хотя и с облачным небом. Погода сухая, но земля влажная, так что не слышно было даже колес под артиллерией. Никто не смел курить трубки, высекать кремнем огня, кашлять; говорили шепотом, лошадей удерживали от ржания. Все шло согласно диспозиции, однако Кутузов имел недовольный вид и, ни к кому не обращаясь, произнес:
– Вот, просят наступления, предлагают разные проекты… А чуть приступишь к делу – ничего не готово. Предупрежденный неприятель, приняв меры, заблаговременно отступает.
Ермолов, понимая намек, толкнул коленом Раевского, шепнув ему:
– Он на мой счет забавляется…
Шло время, наступил рассвет, но сигнала об атаке левого крыла Мюрата все не поступало. Наконец с большим промедлением впереди загремели пушечные выстрелы. Ермолов, горевший нетерпением, подъехал к фельдмаршалу:
– Ваша светлость! Время не упущено, неприятель не ушел. Нам надлежит, со своей стороны, дружно наступать, потому что гвардия отсюда и дыма не увидит…
Кутузов скомандовал наступление, но через каждые сто шагов войска останавливались: главнокомандующий уже понимал, что Правый фланг запоздал с атакой.
Полной победы над Мюратом не произошло из-за того, что Беннигсен со своими колоннами сбился в лесу с пути, долго блуждал, и только один Орлов-Денисов оказался перед зарею у края леса. Казачий генерал несколько раз выезжал на возвышение и глядел влево, откуда должны были появиться пехотные колонны Багговута и Остермана-Толстого, но никого не было видно. Небо от бивачных огней неприятеля покрылось светлым заревом, приметно было, что войско уже подымается ото сна. Опасаясь быть открытым французами и ожидая ежеминутно появления пехоты, Орлов-Денисов понесся с десятью казачьими полками прямо на французов. Внезапность застала врасплох неприятелей; они едва успели поворотить пушки и, сделав несколько выстрелов, побежали за Рязанский овраг. Весь лагерь на правом берегу реки Чернишни и тридцать восемь орудий были захвачены казаками.
Пока Орлов-Денисов собирал рассыпавшихся по французским бивакам казаков, показался из леса Багговут с одной егерской бригадой. Случайное вражеское ядро сразило командира наповал. С его смертью общая связь с корпусом прекратилась, егеря поодиночке храбро бились с врагом, но не были своевременно поддержаны запоздавшим подкреплением. Мюрат уже успел собрать и построить солдат, переменил фронт и отправлял обозы, чтобы они не мешали отступлению.
На лицах генералов – Ермолова, Раевского, Милорадовича – Кутузов читал неудовольствие из-за того, что войска не идут далее, пожинать плоды одержанной победы. Милорадович просил дозволения догнать неприятеля.
– Если не умели мы поутру взять Мюрата живьем и прийти вовремя на места, – отвечал фельдмаршал, – то преследование бесполезно. Нам нельзя отдаляться от занятой позиции.
Он только что получил перехваченное полковником Кудашевым предписание маршала Бертье одному из французских генералов об отправлении тяжестей с Подольской на Можайскую дорогу. Кутузов из этого заключил о намерении Наполеона выходить из Москвы. Но куда? Когда? С какой целью? Он готовил армию к кровопролитным сражениям с главными силами Наполеона, жертвуя временным успехом.
Притворяясь, что не замечает недовольства генералов, Кутузов спокойно сел на разостланном ковре. Приехал Беннигсен. Фельдмаршал поднялся, сделал несколько шагов ему навстречу и сказал:
– Вы одержали победу. Я обязан вам благодарностью, а государь вас наградит…
Беннигсен не сошел с лошади, холодно поклонился главнокомандующему, в нескольких словах доложил о ходе дела на правом крыле и присовокупил, что, получив ядром контузию, он имеет на несколько дней нужду в покое.
Трофеи состояли из тридцати восьми орудий, знамени, сорока зарядных ящиков, около двух тысяч пленных и большого количества обозов. В числе убитых были генералы Фишер и Дери. Русские узнали о бедствии, переживаемом французами. В неприятельском лагере, вокруг догоравших бивачных огней, валялись заколотые для пищи или уже объеденные лошади и ободранные кошки. Около шалашей разметаны были иконы, похищенные из соседних церквей и употребляемые вместо дров.
Под вечер армия воротилась в Тарутино. На дороге стояли отбитые неприятельские орудия. Тут же на крыльце полуразрушенной избы в окружении генералов сидел Кутузов. Указывая на трофеи, он приветствовал проходившие мимо него колонны со словами:
– Благодарю вас именем царя и Отечества!..
«Ура!», перемешанное с веселыми песнями, было ему ответом. Шумно и радостно вступали войска в свой лагерь, покой не шел на ум. К Ермолову явился Фигнер, рассказавший об участии своей партии в горячей сшибке с французскими кирасирами. Он был близок к Мюрату, который в одной рубахе едва мог спастись. Во время партизанского рейда в тылу неприятеля французы в панике бросали свои фуры, повозки и сами взрывали зарядные ящики.