Пронск
Шрифт:
Невероятная беспечность!
За которую нужно наказывать…
И вот сейчас воевода, дождавшись, когда не менее двух третей ордынцев соберется у «вала», коротко бросил:
– Стрелы!
Приказ Ратибора прозвучал довольно громко, его подхватили сотенные головы и ватажники, и три сотни лучников двинулись к виднеющимся впереди разрывам среди деревьев, на ходу натягивая тетивы с наложенными на них срезнями. А увлеченно занятые добычей мяса агаряне ничего не услышали, заметить же движение воев на опушке подступившего к самой реке леса было практически невозможно. Разведенные на берегу костры подсвечивали поганым
– Бей!!!
Кто-то из татар, орудующих внизу, оглянулся на громкий крик, настороженно вглядываясь в чернеющую наверху полосу деревьев. А вот рухнувшую сверху стрелу он увидел, лишь когда она уже впилась ему в живот, разрывая плоть и кромсая внутренности…
Жестко хлестнул по столпившимся внизу нехристям град стрезней! А следом в воздух взметнулась уже вторая волна стрел, устремившихся к ворогам да гудящих в падении… И как же дико закричали тяжелораненые нукеры! Многие не успели даже понять, что происходит, а кто понял, ринулся к повозкам, надеясь успеть схватить щит или же укрыться за деревянным бортом. Но очередная волна оперенной смерти ударила в бегущих, сбивая раненых и убитых на лед … И в этот же миг в третий раз запели тетивы русских луков, отправляя в полет срезни к ворогу, так удачно подсвеченному разведенными на берегу кострами!
– Пошли!!!
Хорошо бы перебить всех нехристей стрелами, но многие из них уже успели укрыться за телегами, уже натягивают сейчас тетивы собственных луков. Еще чуть-чуть, и начнут стрелять в ответ… Но именно в этот миг воевода бросил свою рать в атаку, пока еще можно преодолеть спуск с крутого, высокого берега без потерь!
Тонкой и длинной цепочкой всего в два-три ряда воев сотни ратников умело заскользили вниз по склону, чуть согнув ноги и перенеся вес тела вперед, чтобы не упасть. Да все одно кто-то падает, налетев на кочку или сук какой, притаившийся под снегом… Но большинство русичей успевают благополучно скатиться вниз, охватив, считай, весь татарский обоз на всю его протяженность, и тут же бросаются они на ворога, подняв над головами секиры!
Вскипает яростная схватка – кипчаки и тюрки яростно рубят орусутов саблями, бьют в них из луков едва ли не в упор, укрывшись за телегами! Но после внезапного обстрела атакующих стало едва ли не в два раза больше, и в схватке они свирепее. А привычные к топору руки ополченцев наносят свои удары не реже, чем степняки с их верткими кривыми клинками… К тому же большинство ратников Ратибора обзавелись какой-никакой броней, с трудом подогнанной под широкоплечих, коренастых воев, превосходящих монголов ростом. Но теперь крепкие панцири худесуту хуяг, уже прозванные русичами куяками, защищают своих новых владельцев от клинков половцев и хорезмийских гулямов, в то время как секиры орусутов легко рубят незащищенную плоть поганых…
Вскоре отчаянная решимость изменила татарам, и, уже не слушая арбанаев да джагунов, пока еще живые покоренные попытались бежать. Кто-то ногами, по льду реки. А кто-то бросился выпрягать лошадей или запрыгивать на немногих скакунов, привязанных к телегам да поневоле пятящихся от места сечи, от пугающего животных звона клинков и свежего запаха крови… Но все те, кто пытался бежать, попали под очередной град стрел лучников орусутов, специально вставших в хвосте обозной колонны!
Наконец бойня завершилась – в сущности, схватка не заняла много времени. Потеряв сотню ранеными и убитыми, русичи истребили всех, кого вражеский военачальник отправил за промерзшим мясом. Невольно покряхтывая от усталости, воевода (чай не молодец, столько отмахать на лыжах!) обратился к воям, отдавая простые, доступные указания:
– Все телеги вытащить на берег и сжечь. Как земля прогреется, выкопать общую могилу для наших, похоронить. Хотя б зверье не дотянется, а там уж приведем батюшку, прочтет за упокой… Все тушки, что поганые сумели вырубить, берем с собой, и сами добываем, сколько сможем, а после уходим в лес, на ночевку. Завтра с первыми лучами солнца возвращаемся к Пронску…
– …Ждан, от этого зависит… Да, пожалуй, от этого зависит все. Постарайся привести ратников Ижеславца как можно быстрее – мы будем зубами держаться, но и татары станут атаковать бешено! Им ведь скоро вновь будет нечего жрать, а отступить без лошадей некуда. Без воев Ратибора просто не сдюжим…
Не иначе как хранимый небесными силами бродник, проявивший себя как один из лучших наших разведчиков, действительно умеющий подобраться к врагу скрытно, незаметно да бесшумно, лишь хмуро кивнул мне. А я, не удержавшись, порывисто шагнул к когда-то освобожденному нами пленнику и крепко-крепко его обнял! Куда делись недовольство его подозрительностью, наглостью да насмешками? Исчезли, растворились – ныне передо мной замер верный боевой соратник, не раз доказавший, чего он стоит в схватке, сражавшийся с нами плечом к плечу да выполнявший самые опасные и важные поручения! Например, по захвату языка или снятию вражеских сторож… И Ждан обнял меня в ответ, а отстранившись, молодцевато ухмыльнулся. Впрочем, гораздо мягче и добрее, чем делал это раньше.
– Я вернусь – и приведу помощь! Обещаю!
– Бог тебе в помощь, брат, и ангела-хранителя тебе в дорогу!
Так отвечаю я принятой у местных манерой и непроизвольно начинаю крестить вдруг очень серьезно кивнувшего мне бродника, вскоре обернувшегося к воеводе Мирославу и последовавшего вслед за ним по коридору. И хотя первое мое действие было неосознанным – память носителя, как всегда, – но и после я не опускаю руки, а продолжаю крестить соратника и друга, непривычно для себя приговаривая:
– Господи, помоги ему… Господи, защити его…
Наконец воевода скрывается вместе со Жданом за углом коридора терема, ведущего к тайному ходу, а я перевожу взгляд на безмолвно следящего за этой сценой Коловрата. После прошедшего боя рязанского воителя поставили старшим над охраной детинца, и я с улыбкой обратился к нему:
– Как же я рад тебя видеть, боярин!
Евпатий добродушно усмехнулся в ответ и с видимым трудом разлепил губы:
– И я рад!
После чего продолжил уже живее:
– Прав был ты, порубежник, ей-богу, прав… И про помощь в Чернигове, и вообще… Рад, очень рад я, что тебе удалось убедить Юрия Ингваревича отвести дружины к Рязани. И что задержать поганых ты все же сумел, я тоже наслышан…
Вот теперь мой собеседник улыбнулся необычно теплой, источающей какой-то мягкий свет улыбкой, что, впрочем, тут же померкла. А в глазах богатыря появилось обеспокоенное выражение.
– Скажи… Ты все еще видишь будущее? Можешь сказать, что со стольным градом сейчас… И где мои?