Пронзенное сердце и другие рассказы
Шрифт:
Поднявшись на платформу, я обнаружил множество предметов, свидетельствующих о том, что тут живет человек, хотя самого обитателя нет дома. Между двумя столбами подвешен гамак; есть и бамбуковая кровать. С потолка свисают нитки чилийского перца, лук, связки красного подорожника; в углу корзина со сладким картофелем, и еще одна – с апельсинами, манго, черимойей, авокадо и разными другими фруктами – рог изобилия тропиков.
Снаружи с ветки свисала тушка большой ящерицы игуана, со снятой шкурой, освежеванная и готовая к насаживанию на вертел. О том, что ее можно поджарить,
Мне не нужно было строить догадки, что все это значит. Увидев эту так странно сооруженную хижину, я сразу понял, что это убежище беглого раба – дом преследуемого маруна.
И кем может быть обитатель хижины, кроме ужасного Кокодрило? Я был так уверен в этом, словно увидел человека с оспинками у очага и был приглашен воспользоваться его гостеприимством.
Вспомнив описание Гаспардо, я решил, что не хочу заводить такое знакомство. При данных обстоятельствах свидание с ним может кончиться совсем не дружественно.
Посматривая на висящую ящерицу, – она так напоминала повешенного человека с содранной кожей, – я решил ни на мгновение не задерживаться в убежище беглого раба.
Теперь у меня появилась надежда добраться до берега. Потому что, хоть день почти закончился, в тусклых сумерках я различил нечто напоминающее тропу между пучками корней. Белые пятна свидетельствовали о коре, содранной жесткими ороговевшими подошвами негра.
Я двинулся по этой тропе и прошел несколько сотен ярдов. Но тут спустилась ночь, черная, как смола, и я больше не видел никаких следов. Идти дальше означало только снова заблудиться – и, может, лишиться последней возможности на спасение. Опасаясь этого, я решил отказаться от дальнейших попыток и провести ночь в манграх, дожидаясь утра.
Чтобы устроиться поудобней, насколько позволяют обстоятельства, я выбрал место, где корни переплелись особенно плотно, и лег на это подобие решетки. Но прежде чем попытаться уснуть, предпринял дополнительную предосторожность, привязавшись поясом к ветке. Иначе я мог бы упасть в грязь и предоставить кайманам полуночную закуску.
Положение было неудобное – не говоря уже о мириадах москитов, безжалостно жаливших меня. В манграх эти надоедливые насекомые свирепствуют особенно сильно.
Но я очень устал от долгих часов карабканья по корням, от тревоги, которая не покидала меня весь день, и потому наконец заснул беспокойным сном.
Впоследствии я не мог сказать, сколько проспал. Наверно, около часа. Меня мучили страшные видения. Я видел своего хозяина дона Мариано Агуэру и его сестру, теперь почти мою невесту; она была подобна ангелу, со светящимся нимбом вокруг головы, но лицо у нее было печальное и измученное. Рядом с ней стояли два дьявола: один роскошно одетый, похожий на Люцифера; другой, рослый и черный, что-то вроде Вулкана, с кожей, обожженной искрами в кузнице Тартара. Конечно, первый был подсказан внешностью годжиро, а второй – описанием «Эль Кокодрило», данным Гаспардо. Это были главные демоны; вокруг толпилось множество их помощников. Казалось, девушке угрожает страшная опасность. Я слышал,
И чувствовал, что не могу ей помочь. Я связан по рукам и ногам и не могу пошевельнуться. Тем не менее я попытался вырваться; и это, наряду с продолжающимися криками, разбудило меня.
Проснувшись, я вспомнил, что действительно связан – привязан поясом к ветке. Это не мое воображение; не воображение и крики, только их издает не Энграсия Агуэра, а птица куа – разновидность выпи, населяющая болота Кубы.
Вырвавшись из своего ужасного сна, но не избавившись от его тяжелого впечатления, я лежал и прислушивался. Крики ночной птицы чем-то отличались от обычных.
Скоро она закричала снова – это явно был сигнал тревоги!
Но я больше ее не слушал. Мое внимание привлекли другие звуки, полные смысла, – несомненно, человеческие голоса! Послышался скрип и шорох раздвигаемых веток.
«Возвращается в свое логово Эль Кокодрило в сопровождении сообщника!» Такова была моя догадка.
Тем временем взошла луна, освещая разрывы в манграх. Один из таких разрывов был близок ко мне; я отвязал пояс и сел. И увидел при свете луны две темные фигуры. Фигуры человеческие, хотя заняты дьявольским делом. Было очевидно, что они делают что-то жуткое.
Перебираясь через корни, они вдвоем тащили какой-то сверток. Продолговатой формы – что-то вроде гроба или человеческого тела; скорее последнее.
«Крокодил тащит в логово добычу. Она слишком тяжела, и ему потребовалась помощь сообщника. Или слишком хрупка, и он боится ее сломать».
Так я рассуждал. Они прошли в десяти шагах от того места, где я сидел. На мгновение лунный свет упал им на лица, и я ясно их разглядел. Это было достаточно, чтобы я подумал, словно продолжаю спать и видеть сон! Именно эти лица я видел в так меня встревожившей фантасмагории – лица двух главных демонов!
Увлеченный зрелищем их лиц, я ни на что иное не обращал внимания, пока они почти не скрылись из виду. И только тогда, посмотрев на их ношу, почувствовал, как у меня вдвое быстрее забилось сердце, а кровь похолодела в жилах. Внизу тащилось что-то белое. Похоже на светлую шаль или полу женской юбки.
Они несут женщину? И если так, то жива ли она? Или это труп, закутанный в белый саван?
Меня охватило стремление пойти за ними и проследить. Это было не простое любопытство. Вспоминая сцены своего сна, я испытывал совсем иное чувство. Неужели здесь участвует и третий персонаж моего бреда … неужели это она… Энграсия Агуэра?..
Нет – нет! Такое предположение нелепо, слишком невероятно. Не будь я в таком возбужденном состоянии, оно бы мне и в голову не пришло.
Я вернулся к прежнему предположению: что вижу сцену грабежа, и грабители намерены спрятать свою добычу. Или это контрабанда. Судя по рассказу Гаспардо о годжиро, последнее более вероятно.
Подумав, я решил предоставить грабителей самим себе – по крайней мере на эту ночь. Я случайно отыскал их убежище. Если дом обокрали, я буду знать, где искать украденное, и смогу предпринять шаги, чтобы вернуть его.