Пропавшие без вести (Кодекс бесчестия)
Шрифт:
У меня было такое же чувство.
Я уже привык к тому, что Калмыков говорит только то, что считает нужным сказать. Продолжение расспросов, даже в самой осторожной форме, делала его бесстрастность холодной, готовой перейти во враждебность. Но на этот раз я не намерен был отступаться.
— Послушай, — сказал я ему. — Я не лезу к тебе в душу. Ты не хочешь знать, что рассказал мне генерал Лазарев. Твое право, хотя он рассказал много такого, о чем ты не знаешь. Но сейчас я задаю вопросы
— Да.
— Так помогай, а не строй из себя сфинкса! В конце концов тебе это нужно гораздо больше, чем нам!
— Зачем это нужно вам?
— Не знаю, — честно ответил я. — Мы не привыкли бросать своих в беде.
— Я для тебя не свой, — бесстрастно, отчужденно, почти высокомерно сказал он.
И это его высокомерие меня взбеленило.
— Ты все сказал? Тогда послушай меня. Док полгода не отходил от тебя. Он вытащил тебя с того света. Ты стал для него своим. А значит, и для нас. Но мы не навязываемся. Ты сказал: каждый человек несет в себе свою смерть. А я тебе другое скажу: каждый человек несет в себе свою жизнь. И не только свою. Когда ты гробишь себя, ты предаешь всех, кто с тобой связан. Ты предаешь свою жену. Ты предаешь своего сына. Помни об этом. А теперь можешь встать и уйти. И делать что хочешь.
Он встал. Но не ушел. Постоял у окна, глядя на оловянный блеск Чесны и желтую полегшую осоку по берегам, и вернулся к столу. Положил на старые доски столешницы большие сильные руки, посмотрел на них так, будто это были не его руки, а какой-то предмет неизвестного назначения. Сухо кивнул:
— Что ты хочешь узнать?
Вообще-то я хотел узнать, зачем к нему в колонию приезжал президент Народного банка Буров собственной персоной, но понял, что сейчас можно задать вопрос гораздо более важный. И я его задал:
— Ты намерен убить Мамаева?
— Да, — сказал он, ничуть не удивившись, откуда я это знаю.
— Почему?
— Контракт.
— С кем?
— Неважно.
— Ладно, не говори. Я и так знаю. Давай с начала. Когда к тебе приезжал этот человек? — показал я на экран, где в нелепой позе, с занесенной над ступенькой длинной журавлиной ногой, застыл президент Народного банка.
— Полгода назад. Он прилетел в лагерь на вертолете. Меня дернули из промзоны к начальнику колонии. Когда меня привели, начальник вышел. Он сказал, что прилетел из Москвы, чтобы поговорить со мной.
— О чем?
— Он сказал, что будет амнистия, и он меня вытащит.
— Он представился?
— Нет. Сказал, что тот, кто подставил меня, подставил и его. Поэтому он заинтересован, чтобы я вышел.
— Что еще он сказал?
— Он показал мне документы. В одном было написано, что преимущественное право распоряжаться квартирой Галины имеет банк «ЕвроАз».
— Это банк Мамаева, — подсказал я.
— Знаю. И в любой момент квартиру у нее могут забрать или заставить выплачивать семьдесят тысяч долларов.
— Вон оно что!
— Он сказал, что выкупил квартиру. Теперь она полностью принадлежит Галине. Показал договор. Нотариально заверенный, с печатями.
— Принадлежит? — уточнил я. — Или будет принадлежать после того, как ты убьешь Мамаева?
— Я спросил. Он сказал: принадлежит. Без всяких условий. Когда я вернулся в Москву, все проверил. Никаких прав на квартиру ни у кого нет. Только у нее. Но я и раньше знал, что все документы подлинные.
— Почему?
— Не тот человек. Он из тех, кто играет по-крупному.
— И это все, что он сказал?
— Нет. Он сказал, что хочет, чтобы Мамаев получил свое. Но не настаивает. Это должен решить я сам. Если скажу «да», дам телеграмму. Когда вернусь в Москву.
— И ты дал телеграмму. Какую?
— «Контракт будет выполнен». Через день после этого на главпочтамте меня будет ждать конверт. С документами и пластиковой картой «Виза». Расходы на жилье, транспорт, оружие. И с пейджером, на который поступит команда.
— Какая?
— «Приступайте». Если в течение двадцати четырех часов не поступит сигнала отмены, мне надлежит приступить.
— Деньги получил?
— Да.
— Оружие купил?
— Мне не нужно оружие.
Он был прав. Ему действительно не нужно оружие. Он сам был оружием. Прав он был и в оценке Бурова. Такие, как Буров, всегда играют по-крупному. Надо же: бросил все дела, сам прилетел в лагерь. Что же за ставка в этой игре?
— Ты не сказал мне, кто этот человек, — напомнил Калмыков.
— Сейчас скажу, — пообещал я. — Это президент Народного банка Игорь Сергеевич Буров.
А вот тут прибалдел и он.
— Ну? Теперь ты понял, что происходит? — спросил я.
— Что?
— Тебя поимели. Сначала тебя поимел Мамаев. Теперь хочет поиметь Буров. Не знаю зачем. Знаю только одно: тебя используют.
— Меня имели всю жизнь. И ничего не давали взамен. Этот человек сделал то, чего не мог сделать я. Чего не сделал никто. Он дал квартиру моим. Я сделаю то, что он хочет.
— Убьешь Мамаева?
— Да.
Он произнес это «да» так, что я понял: убьет. Он решил. И бесполезны любые мои слова. Я спросил:
— Если Док скажет, что не нужно этого делать, ты откажешься?
— Нет.
— Если тебе это скажет жена?
Он промолчал.
— Сын?
— Не нужно, парень. Не нужно меня доставать, — сухо проговорил он. — Меня для них нет. Я для них пропал без вести в восемьдесят четвертом году.
— Ты не пропал для них без вести в восемьдесят четвертом году, — возразил я. — И даже не погиб в восемьдесят восьмом. Это для генерала Лазарева в восемьдесят восьмом тебя расстреляли, а труп сожгли в негашеной извести. А для Галины и Игната ты есть. В этом и заключается твоя проблема.