Пропавшие без вести
Шрифт:
Исхитрившись, негр воткнул свой кол в не защищенное хитиновым слоем брюхо, и оттуда брызнула отвратительная темно-зеленая слизь, залив чернокожего с головы до ног. Чудовище взвизгнуло последний раз и растеклось по полу зловонной лужей. Лесовой помотал головой, чтобы избавиться от ощущения, что все это он уже видел. Конечно же, видел! Картина боя один к одному напоминала голливудские ужастики!
Он даже засмеялся от такого сравнения, но тут стало не до смеха. Стена рядом с ним зашевелилась, по ней зазмеились трещины, посыпались мелкие камешки, и из камня стало проступать огромное лицо с одним злобно выпученным глазом посреди лба. Вслед за лицом появился чудовищный торс с карикатурно-рельефными каменными мышцами и тянувшиеся к
Лесовой повернул голову и увидел, что рядом с ним сражается Никитин. У него противником оказалась гигантская змея, высунувшая голову с острыми костяными наростами из невесть откуда взявшегося отверстия в стене. Гадина делала стремительные выпады в сторону тезки, и тому пришлось бы туго, не приди Лесовой на помощь. Вдвоем им удалось загнать змею обратно в отверстие, проткнув ей на прощание голову пиками. Змея злобно зашипела и уползла в отверстие, которое следом за ней прямо у них на глазах исчезло, будто затянувшись камнем. Но сразу следом за этим стена снова затрещала, готовясь выпустить на свет очередную химеру. Никитин обернулся назад и крикнул чеченцу, который неподалеку от них только что разделался со своим врагом, совсем уже ни на кого не похожим чудовищем:
— Бек, разберись с чумовыми!
Из стены опять лезло что-то омерзительное, и Лесовой мог наблюдать за чеченцем лишь краем глаза. Тот подбежал к «обкуренным», безучастно сидевшим в центре зала, постоял несколько секунд и вдруг вонзил свой кол прямо в грудь одному из них. Моментально куда-то пропали все чудовища, стены пещеры приняли прежний вид, закрылись отверстия в них и исчезли все следы кошмарного боя. Даже зеленая слизь, которой только что был забрызган с головы до ног чернокожий боец, пропала, не оставив на нем ни единого пятнышка. Единственным свидетельством того, что все это не приснилось, был вздрагивающий в предсмертных конвульсиях «обкуренный».
Участники битвы облегченно опустили оружие, и Лесовой понял, что опасность миновала. Он подошел к Никитину и спросил, мрачно поглядывая на Саламбека:
— Что это было? За что он укокошил этого беднягу?
— Разве ты не понял? — вздохнул тезка. — Реализованные фантазии человека со слишком развитым воображением. Чем мучительнее ломка, тем страшнее фантазии. Никто не знает, существуют ли чудовища на самом деле или это близкая к реальности наведенная галлюцинация. В любом случае убивают эти твари вполне убедительно. Ни разу никто не воскрес.
— Ты хочешь сказать, что мы сражались с тварями, порожденными сознанием этого человека? — изумленно спросил Николай, показав на убитого. — И он поплатился жизнью только за свое слишком развитое воображение?
— А разве у нас был выбор? — пожал плечами Никитин. — Чем страшнее ему становится, тем ужаснее чудовища, производимые его сознанием. А этот еще насмотрелся американских ужастиков. Ты тоже заметил, да? В общем, если такого фантазера не остановить, тварей будет все больше, и они обязательно сожрут нас. Прекратить это кино можно только одним способом…
— А если просто отключить его, лишить сознания? — предположил Николай.
— А потом? — возразил Никитин. — Он же все равно придет в себя, и все начнется сначала. Всякие варианты пробовали и поняли — выход один… Жалко, конечно, человек ведь ни в чем не виноват. Может быть, он даже лучше всех нас, вместе взятых, но что поделаешь? Не останови Бек его, мы все были бы уже трупами. Твари сожрали бы нас вместе со своим создателем…
Не переставая говорить, Никитин обошел вокруг, так, чтобы свет от входа попадал на Николая, всмотрелся, и вдруг на его лице появилось такое выражение, будто перед ним снова возникло одно из чудовищ, с которыми они только что сражались.
— Ребята, бей его! — в голосе тезки звучало нескрываемое омерзение.
Лесовой едва успел уклониться от пики, которую бросил в него Никитин, включив одновременно повышенную скорость. Не сделай он этого, то был бы утыкан пиками и ножами, полетевшими в него со всех сторон. Один из «партизан» успел даже выстрелить из лука, но Николай перехватил летящую стрелу рукой и аккуратно положил ее на камень. При этом он посмотрел на свою ладонь, и сразу стала понятна причина неожиданного нападения. Кисть оказалась совершенно белой, будто вылепленной из гипса. Расстегнул рубашку на груди — все тело было такого же цвета. А значит, и лицо…
Николай не стал сбрасывать набранного темпа, наоборот, довел скорость до максимальной, на которую был способен, и приступил к делу. Он не хотел причинять этим людям вреда, поэтому обращался с ними со всей деликатностью. Из-за его скорости их тела стали мягкими и податливыми, как желе, и при неосторожном обращении он мог любым резким движением нанести им серьезные раны. Поэтому он очень осторожно снял веревочные пояса с тех, у кого они имелись, и по очереди, бережно заводя партизанам руки за спину, связал их, стараясь не затягивать узлы слишком сильно. После этого занялся ногами. На всех веревок не хватило, и тогда Николай отрезал деревянным ножом полосы от подолов хламид, в которые были одеты трое из них. Ткань оказалась удивительно прочной и послужила превосходным «перевязочным материалом».
Он не знал, сколько прошло времени в реальном исчислении, но лица обработанных им «партизан» даже не успели поменять выражения. Теперь нужно было рассадить или разложить пленных, но Лесовой опасался причинить им вред и предпочел, чтобы они сделали это сами. Он вернулся к нормальной скорости и сказал:
— Ну, что, ребятки, попрыгали по местам, каждый к своему стульчику! Давайте, давайте! Тезка, покажи подчиненным пример!
Никитин сверкнул на него бешеным взглядом, но, рассудив, что лучше сидеть на валуне, чем стоять связанным по рукам и ногам, мелкими прыжками приблизился к камню и сел. Остальные последовали за ним, с ненавистью глядя на Николая. Оставшегося в живых «обкуренного» связывать не пришлось, он сам уселся на свое место и соблюдал полный нейтралитет, безучастно наблюдая за происходящим.
— Что, тварь? — спросил Никитин, злобно щерясь. — Сделал нас? Радуешься? Давай, убивай, чего ждешь? А я ведь давно тебя заподозрил, как только ты стал свои сказочки рассказывать! Я, мол, неместный, ничего здесь не знаю… А сам ничему не удивлялся! Вопросики задавал! Цели ему наши интересны, организация, командиры… Надо было сразу тебя грохнуть, да пожалел старого знакомого. Земляк ведь, а это считай что родственник… Оказывается, ты там у нас шпионил, а я-то к тебе как к родному…
— Выговорился? — спокойно спросил Николай, когда тезка, израсходовав запас воздуха, замолчал на секунду, чтобы сделать вдох и продолжить монолог. — Теперь послушай меня. Все не так, как ты думаешь. Я вам не враг, хоть и рожа у меня побледнела. Но и объясняться с вами не буду. Незачем вам знать, кто я такой. Меньше будете знать, дольше проживете. А пока, уж не обессудьте, посидите до вечера связанными. Ничего плохого я вам не сделаю. Вижу, тезка, ты бы меня с удовольствием под ваше солнышко выбросил прямо сейчас, вот поэтому я вас и спеленал. А вечером я узелки ослаблю, чтобы вы могли сами освободиться, а сам уйду. Преследовать меня не советую, все равно не догоните. И повторяю — я вам не враг, со временем, надеюсь, вы сами в этом убедитесь.