Пропавший без вести (Америка)
Шрифт:
— Какая жара, Деламарш, — жалобно произнесла женщина, отворачивая лицо от стены и небрежно протягивая руку, которую Деламарш торопливо подхватил и поцеловал. Из-за его спины Карл успел разглядеть только двойной подбородок, тяжело перекатившийся при повороте головы.
— Может, поднять штору? — заботливо спросил Деламарш.
— Только не это! — простонала женщина, не открывая глаз и как бы не в силах превозмочь свое отчаяние. — Будет еще хуже.
Карл подошел к изножью кушетки, чтобы получше ее разглядеть, про себя удивляясь ее жалобам: никакой
— Подожди, сейчас тебе станет немного легче, — боязливо приговаривал Деламарш, одну за другой расстегивая пуговицы на вороте ее платья, и распахнул ворот почти до груди, пока в вырезе не показалось нежное желтоватое кружево рубашки.
— А это еще кто? — спросила вдруг женщина, указывая на Карла пальцем. — И почему он на меня так уставился?
— Скоро и от тебя будет прок, — шепнул Деламарш Карлу, оттесняя того в сторону. — Это просто мальчишка, — успокоил он женщину, — я его привел, он будет тебе прислуживать.
— Но мне не нужен никто! — вскричала она в ответ. — С какой стати ты приводишь мне в дом посторонних?
— Но ты же сама все время говорила, что тебе нужна прислуга, — лепетал Деламарш, опускаясь возле нее на колени, ибо на кушетке при всей солидной ее ширине для него совершенно не было места.
— Ах, Деламарш, — сказала женщина, — ты не понимал меня и никогда не поймешь.
— Тогда я действительно тебя не понимаю, — огорчился Деламарш, нежно беря ее лицо в ладони. — Но ничего страшного, ты только скажи, и он тотчас же уйдет.
— Раз уж он здесь, пусть остается, — капризно распорядилась Брунельда, и Карл, от усталости уже мало что соображавший, приходя в смутный ужас при мысли о нескончаемой лестнице, по которой, видимо, прямо сейчас надо будет плестись обратно, ощутил такой острый прилив благодарности за эти, возможно, вовсе не столь уж радушные слова, что, перешагнув через мирно спящего на своем одеяле Робинсона и не обращая внимания на грозную жестикуляцию Деламарша, сказал:
— Большое вам спасибо за то, что разрешаете мне хоть ненадолго остаться. Я, наверное, уже сутки не спал, довольно много работал, к тому же пережил немало волнений. Устал ужасно. Даже не знаю толком, где я сейчас. Мне бы поспать несколько часов — а потом можете без всяких церемоний меня прогнать.
— Можешь насовсем оставаться, — сказала женщина и с иронией в голосе добавила: — Места, как видишь, у нас сколько угодно.
— Значит, тебе придется уйти, — изрек Деламарш, — ты нам не понадобишься.
— Нет, пусть остается, — возразила женщина уже вполне серьезно.
— Что ж, тогда ложись где-нибудь, — распорядился Деламарш, как бы нехотя подчиняясь ее воле.
— Он может лечь на занавески, только ботинки пусть снимет, а то еще порвет.
Деламарш показал Карлу, куда ему следует лечь. В прихожей между дверью и шкафами обнаружился закуток, где, сваленные в кучу, лежали оконные занавески. Сложив их как следует — тяжелые вниз, те, что полегче, наверх — и вынув заодно всевозможные карнизы с деревянными кольцами, можно было соорудить вполне приличное спальное ложе, а так это была просто бесформенная и вдобавок неустойчивая груда тряпья, на которую Карл тем не менее тотчас же улегся, — слишком он устал, чтобы затевать долгие приготовления ко сну, да и неловко было беспокоить хозяев всей этой возней.
Он уже почти провалился в сон, как вдруг услышал громкий вскрик и, привстав на локтях, увидел Брунельду: сидя на кушетке, она с жаром раскинула руки и исступленно обнимала Деламарша, ерзавшего перед ней на коленях. Неприятно пораженный этим зрелищем, Карл поспешил лечь и поглубже зарыться в занавески, намереваясь снова уснуть. Если так дальше пойдет, он, видимо, и двух дней здесь не выдержит, но тем важнее было сейчас как следует выспаться, чтобы уж потом, на ясную голову, принять быстрое и верное решение.
Но Брунельда уже успела заметить широко раскрытые, неподвижные от усталости глаза Карла, столь напугавшие ее еще в первый раз, и подняла крик.
— Деламарш, — кричала она, — я умираю от жары, я вся горю, мне надо раздеться, я хочу в ванну, выставь их немедленно из комнаты — куда хочешь, в коридор, на балкон, но чтобы я их тут не видела! В собственном доме — и никакого житья! Ах, Деламарш, если бы мы с тобой были одни! Господи, они все еще тут? Этот наглец Робинсон, да как он смеет валяться в одних кальсонах при даме! А этот мальчишка сперва таращится на меня, как дикарь, а теперь прикидывается, будто уснул! Да выгонишь ты их или нет, наконец, они же не дают мне жить, они меня душат, учти: если я сейчас умру — это из-за них!
— Их сей же миг не будет, раздевайся, — засуетился Деламарш и, подбежав к Робинсону и поставив ногу ему на грудь, начал его расталкивать. Одновременно он крикнул Карлу: — Росман, вставай! Оба на балкон — живо! И горе вам, если сунетесь в комнату прежде, чем вас позовут! Поднимайся, Робинсон, поднимайся, — он тряс Робинсона все сильней, — а ты, Росман, не жди, пока я за тебя примусь! — прикрикнул он снова, дважды хлопнув в ладоши.
— Да сколько же можно! — вопила Брунельда, сидя на кушетке и широко расставив ноги, дабы дать простор своему необъятному телу; с превеликим трудом, пыхтя, с передышками, она сумела наконец наклониться и приспустить до колен чулки, — снять их совсем было явно выше ее сил, это, видимо, предстояло сделать Деламаршу, помощи которого она теперь с нетерпением ждала.
Превозмогая сон, Карл кое-как сполз со своей груды тряпья и, пошатываясь от усталости, направился к балконной двери — занавеска, которую он зацепил ногой, волочилась за ним по полу, но ему было все равно. Он был настолько не в себе, что, проходя мимо Брунельды, даже пожелал ей спокойной ночи и, миновав Деламарша, который слегка придерживал портьеру, вышел на балкон. Вслед за ним почти сразу же приплелся Робинсон, видимо, ничуть не менее сонный.
— Сколько же можно издеваться над человеком! — бормотал он. — Без Брунельды я на балкон не пойду.