Пропавший без вести
Шрифт:
Между тем на улицах становилось все оживленней, но коляска, вопреки опасениям Карла, отнюдь не привлекала к себе чрезмерного внимания. По здравому размышлению, может, вообще стоило выбрать для перевозки Брунельды другое время. Если понадобится повторить поездку, Карл, пожалуй, рискнет предпринять ее в середине дня. Наконец, проделав остаток пути без сколько-нибудь серьезных злоключений, он свернул в узкий сумрачный переулок, где и располагалось заведение № 25. У дверей, видимо, давно их поджидая, стоял управляющий с часами в руках.
– Ты всегда так опаздываешь? – напустился он на Карла
– Были затруднения, – ответил Карл.
– Затруднения, как известно, имеются всегда, – изрек управляющий. – Но для нас это не оправдание, запомни.
Однако Карл давно уже пропускал подобные речи мимо ушей: на слабом всякий
– Добро пожаловать, сударыня, – заворковал управляющий.
Несомненно, Брунельда произвела на него самое наилучшее впечатление. Едва заметив столь благоприятный эффект, она, к вящему удовольствию Карла, весьма умело им воспользовалась. Все ее недавние страхи как рукой сняло. Она…
Фрагмент второй
На углу улицы Карл увидел большое объявление с броской надписью, которая гласила:
На ипподроме в Клейтоне сегодня с шести утра до полуночи производится набор в летний театр Оклахомы! Великий театр Оклахомы приглашает вас! Приглашает только сегодня, сегодня или никогда! Кто упустит свой шанс сегодня, упустит его безвозвратно! Если тебе небезразлично собственное будущее – приходи к нам! Мы всякому говорим: добро пожаловать! Если ты хочешь посвятить себя искусству – отзовись! В нашем театре каждому найдется дело – каждому на своем месте! Если ты остановил свой выбор на нас, – поздравляем. Но поторопись, чтобы успеть до полуночи! В двенадцать прием заканчивается и больше не возобновится! Кто не верит – пусть пеняет на себя! Все в Клейтон!
Перед объявлением хоть и толпились люди, но особого восторга оно не вызывало. Объявлений всяких много, да только кто им верит? А в этом, похоже, правды еще меньше, чем в остальных. Главное же упущение – ни слова об оплате. Будь оплата хоть сколько-нибудь приличной, о ней наверняка бы упомянули, такую приманку не забывают. Просто «посвятить себя искусству» охотников нету, а вот от работы за деньги какой же дурак откажется?
И все же одно место в объявлении звучало для Карла необыкновенно заманчиво. Ведь написано же: «Мы всякому говорим: добро пожаловать!» Всякому – значит, и Карлу тоже. Обо всем, чем он занимался прежде, можно забыть, и никто не попрекнет его этим неприглядным прошлым. Ему предлагают работу, которая не считается зазорной, напротив, – на нее даже приглашают во всеуслышанье. И так же, во всеуслышанье, обязуются принять! Большего ему и не надо, он давно мечтает отыскать достойную дорогу в жизни, может, именно сейчас она ему и открылась! Пусть даже все зазывные слова в объявлении – сплошное вранье, пусть это не великий театр Оклахомы, а всего лишь маленький бродячий цирк, – там требуются люди, этого довольно. Карл не стал перечитывать объявление еще раз, только выхватил глазами запомнившееся место: «Мы всякому говорим: добро пожаловать!»
Сперва он хотел пойти в Клейтон пешком, но это часа три напряженной ходьбы, и не исключено, что придет он, как говорится, к шапочному разбору. Правда, судя по объявлению, число мест не ограничено, но это только так пишут. В общем, рассудил Карл, надо либо распроститься с надеждами на место, либо ехать. Он пересчитал деньги – если не ехать, хватило бы еще на восемь дней, – и погрузился в задумчивость, перебирая на ладони эти свои последние гроши. Какой-то мужчина, понаблюдав за Карлом, хлопнул его по плечу и сказал:
– Счастливо съездить в Клейтон!
Карл молча кивнул и продолжал считать. Но вскоре решился, приготовил деньги на билет и побежал к подземке.
В Клейтоне, едва сойдя с поезда, он сразу услышал голоса множества труб. Шум стоял невообразимый, ибо трубы играли не в унисон, а каждая сама по себе, зато тем громче. Но Карла это не смутило, скорее даже обрадовало: значит, оклахомский театр и вправду солидное предприятие. Но то, что он увидел, выйдя из вестибюля станции, превзошло все его ожидания – такого размаха он и вообразить не мог и просто не понимал, что же это за предприятие, способное только ради вербовки персонала пойти на такие несусветные расходы. Перед воротами ипподрома был выстроен длинный невысокий помост, на котором, переодетые ангелами, в белых хитонах и с крыльями за спиной, сотни женщин дули в длинные, золотистые трубы. Но стояли они не прямо на помосте, а каждая на своем пьедестале, причем самих пьедесталов видно не было – длинные, ниспадающие одеяния ангелов скрывали их целиком. Поскольку пьедесталы были высокие, иные до двух метров, фигуры женщин выглядели гигантскими, только их маленькие головы несколько нарушали это впечатление величия, да и распущенные волосы казались коротковатыми, даже смешными, куце свисая между огромными крыльями или просто падая на плечи. Во избежание однообразия пьедесталы сделали разной высоты, поэтому и среди женщин одни были низкие, немногим выше нормального человеческого роста, но рядом с ними другие взмывали в такую высь, что при малейшем дуновении ветерка за них становилось боязно. И все они дули в трубы.
Слушателей у них было немного. Коротышки в сравнении с высоченными ангелами, молодые парни, человек десять, слонялись взад-вперед вдоль помоста, поглядывая на женщин. Указывали друг другу на ту, на эту, но видимых намерений идти наниматься на работу не обнаруживали. И лишь один пожилой мужчина робко стоял в сторонке. Этот зато пришел сразу с женой, а заодно и с ребенком в детской коляске. Жена одной рукой придерживала коляску, другой опиралась мужу на плечо. На их лицах, хоть и захваченных диковинным зрелищем, все же читалось нескрываемое разочарование. Видимо, оба всерьез надеялись получить работу, теперь же вой труб сбивал их с толку.
Карл был в таком же положении. Он подошел к мужчине поближе, еще немного послушал трубы и потом спросил:
– Скажите, ведь это здесь принимают в театр Оклахомы?
– Я тоже так думал, – ответил мужчина. – Но мы уже час ждем и, кроме труб, ничего не слышим. Нигде ни объявления, ни зазывалы, даже спросить и то не у кого.
– Может, ждут, пока народ соберется, – предположил Карл. – Вон людей-то мало.
– Может быть, – согласился мужчина, и они снова замолчали.
Впрочем, в таком грохоте вообще было трудно разговаривать. Но потом женщина что-то шепнула мужу, тот кивнул, и она тотчас же крикнула Карлу:
– Вы не могли бы сходить на ипподром и узнать, где они принимают?
– Да, но ведь это через помост пробираться надо, мимо всех этих ангелов, – заколебался Карл.
– Разве это так уж трудно? – удивилась женщина.
Для Карла, значит, это сущие пустяки, а мужа послать побоялась.
– Ладно, – сказал Карл. – Схожу.
– Вы очень любезны, – обрадовалась женщина, и оба, и она и муж, пожали Карлу руку.
Парни сбежались посмотреть, как Карл полезет на помост. Казалось, что и женщины громче задули в трубы, приветствуя первого смельчака, рискнувшего попытать счастья. А те, мимо чьих пьедесталов Карл проходил, даже отрывали трубы ото рта и наклонялись, глядя ему вслед. На другом конце помоста Карл увидел мужчину, который в нервном ожидании ходил взад-вперед, очевидно, готовый дать желающему любую справку. Карл уже направился было в его сторону, но тут услышал прямо над собой голос, окликающий его по имени.
– Карл! – звал его один из ангелов.
Карл поднял глаза и от радостного изумления даже рассмеялся: это была Фанни.
– Фанни! – крикнул он и помахал ей рукой.
– Иди же сюда! – позвала Фанни. – Ты, надеюсь, не пройдешь мимо?
И она распахнула полы своего одеяния, освобождая от их белоснежного покрова пьедестал и ведущую на него узенькую лесенку.
– А можно подняться? – спросил Карл.
– Кто же нам запретит пожать друг другу руки? – воскликнула Фанни и даже возмущенно оглянулась, словно ища глазами того, кто осмелился бы подступиться к ней с таким запретом.