Пропавший голос
Шрифт:
– Я вас понял, товарищ полковник. – Зуйков удовлетворенно кивнул. – Задача мне ясна. Разрешите выполнять? – Не дожидаясь ответа, он забрал со стола список адресов, которые ему предстояло обработать, козырнул и вышел из кабинета.
– Да, тяжелый случай, – сказал майор Хитенко и озабоченно покачал головой, глядя вслед Зуйкову. – С таким занудством ему до пенсии в капитанах ходить придется.
– Ничего, пооботрется. – Гуров улыбнулся. – Главное, чтобы от работы польза была. Как знать, может, он еще всех нас удивит.
– Ну, разве что за вас преступника поймает, – с усмешкой проговорил майор. – Сейчас найдет водителя вашего джипа, расколет его в три секунды и с готовым чистосердечным признанием в управление притащит.
– Не ерничай, майор. Как бы Зуйков и правда тебя не обскакал, – шутливо поддел его Лев Иванович Гуров. – Ты-то все еще здесь, а он уже на полпути к победе.
Они перекинулись еще парой-тройкой шутливых фраз, после чего майор ушел.
Сыщик решил, что до возвращения Стаса Крячко успеет съездить хотя бы по одному адресу. Себе он взял те автомобили, владельцами которых числились юридические лица, и сейчас собирался в город Красногорск. Владельцем одного джипа числился завод по производству упаковочных материалов «Синтеком». Гуров не особо надеялся, что кто-то из сотрудников производства замешан в деле Лахновской. Однако Красногорск располагался всего в часе езды, и проверять объект все равно было нужно. Поэтому полковник и остановил свой выбор на «Синтекоме».
Перед отъездом он успел отправить запрос на изъятие записей с камер видеонаблюдения в банк, дать распоряжение дежурному, чтобы тот не прозевал ответ, и пообщаться с матерью Лахновской. Новостей о дочери у Зинаиды Гилимовны не оказалось. Девушка на связь с ней больше не выходила, и мать подумывала, не лучше ли отправить часть денег, чтобы выиграть немного времени. Гуров убедил женщину подождать еще хотя бы сутки, заверил ее в том, что держит ситуацию под контролем, после чего выехал в Красногорск.
Глава 7
Спуститься по лестнице в шесть ступеней, сделать восемь шагов по коридору, толкнуть дверь. Она непременно должна справиться с этим! Сколько раз Ольга проходила этот путь, одолеет его и теперь.
«Стисни зубы, собери остатки сил и иди!» – приказала себе девушка.
Но ноги ее не слушались, подгибались, тряслись. Если она рухнет на пол, то уже не сможет подняться.
«И что с того? Не поднимусь, ну и ладно. Буду лежать здесь. Кому какое дело до этого? Плевать мне на все!»
Нога ее соскользнула со ступеньки. Какие-то секунды она пыталась удержать равновесие, но сил не хватило. Девушка с жутким грохотом полетела вниз.
«Господи, разве того, что было ночью, мало? Неужели нужно добавить еще? За что мне все это?»
Крик не вырвался из груди, слезы не потекли из глаз, она не потеряла сознание, у нее не разорвалось сердце. Не случилось ничего трагичного, эпохального. Ольга просто повалилась на пол.
Сколько она так пролежала на голом бетонном полу, закрыв глаза, сжавшись в комочек? Силы подняться у нее были, девушка это чувствовала. Не имелось желания. Теперь она могла думать лишь о том, чтобы поскорее умереть. Вот прямо здесь и сейчас. В одну секунду, быстро и легко.
Как было бы прекрасно ощутить небытие. Говорят, после смерти человек ничего не чувствует. Она считала, что это неправда. Не может такого быть. Человек должен ощущать непередаваемый кайф. Наконец-то он свободен от условностей, тревог, обязательств, глупых привязанностей и всего прочего. Ему не нужна еда и одежда, вообще ничего. Разве это не счастье?
Но Ольга не умерла, только замерзла. Прозрачная шелковая сорочка, разорванная в трех местах, едва скрывала наготу. Тепла она уж точно не давала, а бетон, как известно, не греет.
В конечном итоге холод и заставил ее подняться. Она подползла к стене, уперлась в нее руками, подтянулась и встала на колени, затем сделала еще один рывок и оказалась на ногах. Они тут же предательски затряслись.
– Только посмейте! – вслух пригрозила им девушка. – Попробуйте устроить мне еще один фокус!
Дрожь не прошла, но она поняла, что падение не повторится, и потихоньку, держась за стену, заковыляла к своей комнате.
С каких это пор Ольга стала называть камеру заточения своей комнатой? Впрочем, какая разница! Там постель, тишина и темнота. Не так уж и мало, если вдуматься.
Вот и дверь. Резная деревянная ручка выглядела нелепо на некрашеной доске. Она собрала остатки сил и толкнула створку от себя. Та качнулась, с громким треском ударилась о стену, отскочила назад и врезалась в плечо. Девушка застонала, проскользнула внутрь, свалилась на кровать.
«Только не реветь, – умоляла она сама себя. – Не вздумай! Слезы для слабаков, а ты не такая. Ты не можешь быть слабой, не имеешь права».
Ольга не заплакала, прижала ладони к глазам, лежала и не двигалась. Думала ли она о чем-то? Наверное, нет. Так бывает, когда психика на пределе. Мозг просто отключается, выгоняет из себя любые мысли. Потом, когда усталость начнет постепенно отступать, они вернутся. Назойливые, неотступные, тягостные.
Хуже всего ей становилось вот в такие дни, после посещения гостевого домика. Первый раз она оказалась там примерно через месяц после приезда. К тому времени Ольга уже не ориентировалась в датах. Похитители отобрали у нее телефон сразу по прибытии в Москву, а отмечать дни, как это делал узник замка Иф, она не догадалась. Да и кто сообразил бы? Разве можно было предположить, что в цивилизованной стране, в самом ее сердце, возможно нечто подобное?
Тот день сохранился в памяти девушки весь, до секунды, до мельчайших подробностей. Именно тогда до нее окончательно дошло, что красивой жизни ей ждать не стоит. Не будет конкурса, знакомств со звездами, сцены, славы и богатства. Москва ее не приняла, вместо награды приготовила наказание за самоуверенность.
Заглушить такие мысли ей помогала физическая боль. Она затрагивала мышцы, кости, внутренние органы и конечности, разрасталась прямо пропорционально относительно душевных страданий, но в какой-то момент становилась ярче, важнее, что ли, заглушала все остальные ощущения. Это было даже хорошо, так как не давало Ольге впасть в отчаяние.
Когда боль доходила до определенного уровня, она заставляла себя подняться и плелась в душ, небольшой закуток, отгороженный клеенчатой занавеской, с пластиковой трубой на уровне глаз и сливным отверстием в полу. Там девушка включала воду и стояла до тех пор, пока все ссадины и царапины на ее теле не начинали гореть. После этого Ольга возвращалась в постель и забывалась тяжелым сном.